Меня дорога привела К утёсам на краю земли. Где орков доля тяжела — Меня дорога привела. Пусть наша родина мала — Её мы с честью сберегли: Меня дорога привела К утёсам на краю земли.
А в таверне Вайтрана обычно светло и тепло, И рекой разливаются мед, бренди, скума и эль. А раскрыв старый плащ, как дракон - с перепонкой крыло, Лютню нежно сжимает стареющий бард Микаэль.
Струны ласково гладит шершавой рукой - и поет, Привлекая всех гривою пепельных белых седин, Что к Скайриму уже подступился однажды черед Стать историей... если б не спас этот мир Довакин.
Что, сбежавший от казни, в Вайтране нашел он приют, Сохранил этот мир и не требовал дивных наград. Постояльцы историю смертного Дов узнают Этой ночью из цикла красивых и чинных баллад.
Просит бард у тавернщицы: "Черного меда подлей"! Только в песнях о славе, увы, не поется о том, Что дорога свивает чешуйки булыжных камней Серым, старше империи Тита, драконьим хвостом.
Забывают морозную, белою крошкою пыль, Что в буран превращает искрящийся солнечный день. Воспевая с легендами прошлого слитую быль, Не считают ушедших за семь строгих тысяч ступень.
Только подвиг вершить - это вам не идти на пикник И не слушать - пусть были - из лживеньких бардовых ртов. Знает это в таверне один неприметный старик С зычным голосом. Дедушка из Дома Теплых Ветров.
А потом он, усталый и с тростью, пройдет по крыльцу, Про себя повторяя теперь уж понятный урок:
Все дороги однажды приводят героев к концу. Ну а множество внуков - не худший в истории рок.
Пусть этот мир остается неразрушим, Сколько бы бед ни смело прийти за ним. Пусть он смеется, непостижимый Нирн, Знаменем вьется магии крепдешин.
Пусть он окажется снова превыше зла, Тарн или Мехрун смертным хотят кабал. Пусть Алдуин. Да даже пусть Молаг Бал! - С ними со всеми сладит честная сталь.
Пусть Тамриэль - бесконечных дорог приют, Полных тревоги, боли, душевных ран. Пусть не поспишь как следует у костра - В том состоит его путевой уют.
Пусть Провидение - будто бы приговор, Ведь Обреченный шансу для жизни рад. Пусть не получит он миллион наград - Главное, Нирна смолкнет шальной укор.
Пусть Приключенье - ведь вера же не порок? - Будет навечно маячить впереди. Он согласится. Ведь суждено пройти Тысячи тысяч свитых вокруг дорог.
"Что такое дорога?" конечно, ты можешь спросить, Ясноглазый и громкий, уверенный не по годам. Я отвечу: "Дорога - такая потертая нить, Что поет, извиваясь, истории-сны берегам.
Что она может быть незаметной, испуганно-робкой, Чтоб не взглянул с усмешкою и счетовод-бюрократ. Только знай: вот такие смешные неясные тропки Иногда разливаются в вольный разбойничий тракт.
Иногда путь нам кажется длинным, почти бесконечным, Изнуряющим, полным опасности, боли и бед. Понимаешь, мой мальчик? Герой, что известен как Вечный, Неуверенный, правду по миру искал десять лет.
Иногда увивается, будто запуталась лента, Ну а город в конце ее, шумный, торговый, сгорел. Ты подумай, мой мальчик. Такой была тропка Агента, Что погиб от сиянья кровавых зеленых мантелл.
Иногда в облаченьи булыжных камней цвета стали Начинает бросать дерзкий вызов окружной траве... Ты же помнишь, мой мальчик, рассказывал я? Нереварин Не героем на Нирне открыл свой волнующий век.
Иногда убегает в неясные, темные дали И не слышит уставших в пути изнуряющем плач. Ты же знаешь, мой мальчик. Такою тропой нас оставил Тот герой, что спасал от погибели Бруму и Кватч.
"А куда мне уйти по дороге?" ты можешь спросить, Хоть немного от этой истории и заробел. Я, подумав, отвечу: "Дорога - свободная нить, Что однажды приводит людей к их судьбе... и себе."
— Вы, наивные народы, Вы, кого я знаю с детства, Вы, кого люблю я нежно — Как могли вы обещаньям Лживым вражеским поверить? Как могли позволить яду Сладких сказок Тринимака, Сказок дерзких и коварных, В ваши, о, проникнуть уши, В ваших душах поселиться?
Разве я добру и правде Не учил вас неустанно? Разве я Закон вам не дал? Разве не мои вы дети, Разве я отцом вам не был? — Вопрошал Велот народы, Скорбью, горечью объятый. И народы отвечали, Как один, стыдом покрыты: — Мы ошиблись... Мы ошиблись...
— Вы, несчастные народы, Вы, что глупостью своею Над собою власть отдали Мыслям, о, богопротивным! Вы все видели, как правый Суд свершил над Тринимаком, Врагом хитрым и тщеславным, Сродник наш, мессер Боэтти, Проглотив и прочь исторгнув Кучкой жалкой и зловонной.
Вы такой судьбы хотите И себе, и своим детям? — Вопрошал Велот народы В треске грома, в свете молний. И народы, под влияньем Дивных, страшных сих знамений Отвечали, устрашившись: — Да не будет! Да не будет!
— Вы, заблудшие народы, Что забыли свои песни О грядущей вечной жизни! Знайте — я вас не оставлю, Ибо все вы — мои дети. Знайте — есть земля на свете, Что других стократ богаче — Там под мудрым руководством Вы своё найдёте счастье.
Там найдёте, хоть не сразу, Исполнение пророчеств, Там покой вы обретёте Посреди бурливой жизни. Вы идти со мной готовы? — Вопрошал Велот народы. И народы отвечали Во всеобщем ликованьи: — Мы готовы! Мы готовы!
Так послушные народы По стопам пошли Велота, Точно след во след ступая, Чтоб вобрать в свои подошвы Святость слов и дух пророка. Шли, оставив сзади домы, Скарб оставив и животных, Кто оставивши любимых, Кто родителей оставив — Шли вослед стопам Велота, Укрепив надеждой сердце. Ни один не оглянулся.
Шли усердники Азурах, Что владеет лунной тенью, Шли усердники Мфаалы, Что учила плести сети, Шли усердники Боэтти, Что раскрыл нам Цели Псиджик, Шли вослед стопам Велота К новой жизни, К новой жизни.
Ты кати, Одай, неспешно, Величаво, безмятежно Под гранитными мостами Свои воды из свинца. Нож в сапог, мешок за спину - Я бреду дорогой длинной; Развяжу мешок, достану Мясо краба, два яйца.
Разошлись кусты и травы, Зашуршали пыль и гравий, И выходят на дорогу, Одинаковы с лица - Норд и хаджит; кот пониже, Сизый шрам на морде рыжей, И у норда след ожога Поперёк всего лица.
Лютый взгляд, лихие люди: - Кто ты, брат, куда-откуда? - А глазами так и шарят От макушки до сапог; - Долог путь ли, трудно ль ныне По горам и по пустыням Мерять ушлому клошаре Остров вдоль и поперёк?
Разрешений им не надо, Подошли, садятся рядом: - Чтишь ли ты закон дороги, Пригласишь ли к костерку? - И, не спрашивая даже, - "Было ваше, стало наше" - Неспеша, с ленцой немного, Лапы тянутся к мешку.
- Мы ж не храмовые крысы; До чужого не корыстны - Своего мы не упустим, Чьё бы ни было оно... Ты гляди, какой брыкливый! Смел ты, брат, но глуп на диво; Я, к примеру, не дерусь там, Где взять верх не суждено...
...Ты кати, Одай, неспешно, Величаво, безмятежно Под гранитными мостами Свои воды из свинца. Лето, день, жара и скука. Сделал дело - вымой руки. Был бродяга - и не стало. Ламца дрица гоп-ца-ца.
Утренний ветер снова берет разгул, Дикий клиффрейсер над головой парит. Гордо легенды вьются, чтоб не уснул Солнцем любимый моровый Морровинд.
Тропка кружится и вовлекает в пляс Мера, который думает о воде. Он - н'вах-преступник, даже не нетчепас - Тот, что назначил встречу луне-звезде.
В этой дороге он средь молитв тонул, В огненных землях в прошлый раз умирал... По мановенью рук вварденфелльских бурь Дыбится пепел завтрашнего утра.
Ветер смеется, упомянув о Том, Кто этим землям данмеров подарил: Дерзкий наемник, Избранный с топором, Беглый из дома Мора - и Индорил.
Тот, кто не ведал, вроде бы, ни о чем, Славить богиню звавший друзей-врагов. Он был отравлен словом, свечой, плащом. Он осужден был Нирном убить того,
Кто прорывался к двемерам до поры В пересеченье сотен чужих паров, Внутрь воспаленной, древней, как смерть, Горы. В место, где бьется шорова боль миров.
Этого Сердца Думак не покорил, И, даже ветер завтрашний перегнал, С древней тропою бьется Нереварин. С моровым пеплом кружится Неревар.
Я помню вечный шум седых холодных вод, Скрип ельника и ночь, густой туман над топью, Рассветы у костра, прозрачный, зябкий брод, Осенний ржавый мох, осоки черной копья.
А здесь, на юге, лес почти неотличим - И троп привычен бег среди коряг и хвои, И уханье совы, и треск ветвей в ночи - От мест, что далеко, но не забыты мною.
В дремотном забытье привиделся мне челн И дом среди болот, пустынен и безлюден - И море - как оно вздымает гребни волн Чтоб в брызгах их разбить о скалы Солитьюда.
Там, где стояли скалы, Стены вода воздвигла. Нашей земли не стало. Наша земля погибла. Силясь поймать хоть призрак, В дали глядим до боли; Там, где была отчизна, Тризну справляет море.
Вставали волны – их кили резали; С вершины гребней бросались в бездны мы; Сироты моря, ища пристанище, Томились штилем, о ветре грезили.
Стонали мачты – мы зубы скалили; Трещали реи – мы к звёздам правили; Четыре бури боролись в парусе Вдали от дома, что потеряли мы.
Мечи молчали, скрипели палубы; Мы не вздыхали, глотали жалобы; Не слёзы – брызги на лицах высохли. Мы не рыдали. О, мы не стали бы.
Йокуда! Яркость твоих мозаик снится мне. Йокуда! Пенье твоих фонтанов слышу я. Йокуда! Ястреб парит над башней в вышине. Йокуда! Раной горит в груди тоска моя.
Чайки зовут на берег Со стороны закатной, И поднимает Яхуб Руку в перчатке латной, Благословляя гавань, Небо, песок и ветер, Каждый цветок и камень Края, что нас приветил. Края, где раны стянет Времени швами крепко, Где мы тенями станем Наших великих предков.
Истории ищут своих героев: тех, кто до конца не нарушил строя и не был в строю убит. С таких, как они, в конце спросят вдвое - кровавой печатью на приговоре итога их личных битв.
Империя - кладбище обречённых. На золоте армий Доминиона - предвестье её конца.
Здесь те, кто мертвы, равны тем, кто верен.
Сто семьдесят пятый Четвёртой Эры смыкает петлю кольца.
В предгорьях Джерол не спастись от ветра, потери обозов и сделок с дэйдра - расплате назначен срок. Руке Дождя с карт не стереть чернила. По самой кровавой из Сиродила, из всех окружных дорог, размечен пунктир боевых позиций.
Драконам на алых знамёнах снится застывшая в ней мишень.
Война усмехается птичьим граем: горящая Красная Кольцевая - последний из рубежей...
...Молчит Император - не ждать удачи. Цена велика, и не нужно сдачи, её оправдает цель.
Героям - расплата по высшей мере.
Сто семьдесят пятый Четвёртой Эры ждёт в Красном её Кольце.
Ты был никем. Обычный заключённый, Юнец, который странного хотел. Ты стал героем новоиспечённым, С мечтой разрушить Призрачный Предел. Великий Путь простёрся пред тобою - И ты ступил, не медля ни на миг; Ведом Пророчеством, нырнул ты с головою В бурленье политических интриг.
Кто прав, кто виноват и что поделать - Решал ты взмахом острого меча, От берегов до Призрачных Пределов Росли легенды, душу горяча. Четыре племени и три Великих Дома Тебя Нереварином нарекли; Поддержан всеми, кроме... ну а те, кто "кроме" - В горячий пепел мёртвыми легли. Легионер и вор, колдун, служитель Культа, Убийца, императорский шпион... Куда бы ни пошёл, на что бы ни взглянул ты - Ко всякой бочке словно прирождён.
Поддержан Храмом, обществом и знатью, Имеешь всё, о чём и не мечтал, Владеешь словом, сталью и заклятьем... И вот момент решительный настал: Зал Сердца, Разрушитель, Раздолбатель, Крошится Камень Мира на куски, Повержен древний пепельный предатель И воют, подыхая, упырьки.
Ты сделал то, о чём тебя просили. Погиб неубиваемый Шармат. Его непредсказуемая сила Не портит политический расклад. Довольны все, кто миром этим правит; Ты сделал дело, можешь уходить. Но ты решил, что многое исправить Тебе ещё на свете предстоит. Бандиты, рабство, нищета и дрязги Бросают тебе вызов, Неревар; Всеобщим поклонением обласкан, Ты воспарил над миром, как Икар...
...Но крылья твои сделаны из воска, Твоя известность - так ли уж твоя? Былой молвы стихают отголоски И расточились верные друзья, Нигде не узнают, не привечают, Ни к королю, ни к герцогу не вхож; Недобрый взгляд затылок ощущает, И ждёт в ночи безлунной острый нож.
Ты осознал, что был марионеткой, Простым слугой консенсуса элит. Ты был разменной мелкою монеткой - А мнил, что всенародно знаменит. Ты понял всё... но понял слишком поздно: Слабеешь, сонным зельем опоён, Под небом безразличным и беззвёздным Безвестно, безымянно погребён. Не взыщет взор, не отзовётся эхо, И ни следов, ни слухов не найти...
Великий Путь ступил на человека - И человек не выдержал Пути.
УЛЫБНИСЬ МИРУ И МИР УЛЫБНЁТСЯ ТЕБЕ!
Изменение репутации для пользователя РЕДМЕНЪ
РЕДМЕНЪOffline
Сообщение №47
написано: 5 июня 2015, 19:37
| Отредактировано: РЕДМЕНЪ - 19 июня 2015, 10:20
Он идет, променявший на время домов уют, Потому что без подвигов жизнь, признает, не та. Он идет - и дороги на ухо ему поют То, о чем не расскажут прижившихся здесь уста.
Кличет твердо-неровный булыжных путей рельеф, С ним и мягкая топь у точеных жуком таверн: - Ты опять воротился, Неназванный, осмелев? Ты опять принимаешь наш ветренный долгий плен?
Ну, признай наконец-то, что ранее не умел - Ты безбожно влюбился в наш Древний, как Свитки, род! Шага не замедляет он - эльф, человек, бетмер? - Но кивает, конечно. И просто идет вперед.
Но неясно. Похоже, он высажен в Сейда Нин, А быть может, погибнет от голема под горой. Он идет. И, качаясь, несет за плечами Нирн. Он - творец. Он - посыльный и подданный. Он - герой.
Вероятно, он странствует несколько долгих лет, Или, может, на волю из Смерти сетей проник - Только мир сохранить он нечаянно дал обет. Даже если от подвигов ратных давно отвык.
И неважно: Забвения он пересек порог Или горы Скайрима, где снег так невинно-бел. "Я когда-нибудь сброшу неряшливый плащ дорог", - Продолжает он искренне врать самому себе.
Бесконечны глубины, в них жизни ни признака, Фонаря колебание бледное, хрупкое… Наша лодка неспешно ползёт в Море Призраков, Обрастая прозрачной ледовой скорлупкою.
Как же невероятно моё настоящее! Как трепещут последние крохи терпения… Тишина, только волн монотонное пение, Да паромщика-хаджита вздохи сипящие.
Пусть пугают берсерками, ведьмами, монстрами, Непролазными чащами, снегом укрытыми… Поскорей, поскорей бы добраться до острова, До Вороньей Скалы и до шахт эбонитовых!
Я историю странствий скопил многолетнюю, В части горного дела известно мне многое, Глупо будет бояться в минуту последнюю Кровожадных волков и мороза жестокого.
Крепче пальцы сжимают весло вместо посоха. Тяжело и взволнованно сердца биение. Если б магом я был в области Изменения, Побежал бы сейчас по воде точно посуху!
Или, руки воздев, поднялся левитацией, Заскользил бы сквозь космы тумана слепящие… …Эх, а лодка виляет с гуарею грацией Под рулём старика утомлённо кряхтящего…
Сколько можно качаться над бездною водною, Покрываясь пушистыми шкурами инея?! Горизонта в тумане теряется линия, Пряча землю заветную дымкой холодною...
... Но внезапно возникли вдали очертания – Неужель берега долгожданного острова?! Наконец за плечами часы испытания! Я запел бы, да нем от волнения острого…
И сковало всего, как нелепую статую, Оглушило на миг, от восторга замершего… Как причалим, не стану я радости сдерживать - Расцелую паромщика в морду усатую!
Всё, что было мне в прошлое скупо отмеряно Никогда не вернётся, не будет по-прежнему. Я готов сделать с пристани первый, уверенный Шаг вперёд – к новой жизни и с новой надеждою…
Спустилась на землю тяжелая мгла, И только развалины Вейе пылают. Смолистая горло мне гарь обожгла, Безвкусные слезы из глаз выжимая.
Колышет Румар свои воды в ночи, Бросает волну на прибрежные камни, А в городе свет одинокой свечи На волю бежит сквозь закрытые ставни.
Там плачет старуха, взывая к богам, Сухие до крови искусаны губы, Но словно с издевкой сквозь дым и туман Доносятся вражьих глашатаев трубы.
Они, будто эхо, в ответ на мольбы, Протяжно и томно вдали завывают; Их звуки - предвестники горькой судьбы, Что город, страну и народ ожидает.
Столицу покинули Мида войска, Надежду с собой забирая на север, Оставшихся здесь поглотила тоска, Их плач развевает над озером ветер.
Но твердой, не знающей страха рукой, Восьмой Легион им соломинку тянет. В последнюю ночь охраняет покой, Пока и его в этом мире не станет.
Здесь мы, словно старый надломленный щит, Деливший с владельцем опасность любую, Который все крепится, хоть и трещит, Свободу и жизнь охраняем людскую.
Привычно ладонь холодит рукоять, Бессонница веки нещадно сжимает, Но мы до последнего будем стоять, Хоть знаем, что каждого смерть ожидает.
Массера с Секундой печальный дуэт Ласкает лучом черепичную крышу. За ночью настанет холодный рассвет, Но я это чудо уже не увижу.
Мы Вконтакте
