Ганн колол дрова, находя удовольствие в привычной и размеренной работе. К тому же то, как чурочки с треском раскалывались под мощным (все еще, хе!) ударом, немного напоминало ему треск раскалываемых черепов. Приятные воспоминания. Раз — черепушка гнолла долой. Два — пал храбрый рашеми. Три — подохли проклятые разумные ящерицы, которые так напугали его по приезду в Мерделейн.
Иногда, впрочем, его отвлекало от считалочки другое развлечение.
Девки местные были смешные. И тайные их смущения и желания тоже.
То, как они замирали и ежились, проходя мимо, глядя на него с приоткрытым ртом, поднимало настроение. Шепотки их грез, которые они так старательно пытались заткнуть в себе, рассказывали ему о том, как они стесняются сами себя и сами себя же не понимают.
Они восхищались им так же, как могли восхищаться любым молодым парнем. Разворотом плеч, силой удара, изяществом движений, почти эльфийской плавной грацией, и вместе с тем — нескрываемой мощью иноземного отродья. Восхищались, чувствовали в нем привлекательность. А потом смотрели на синеватую - сероватую теперь, с возрастом — кожу, на морщины, стянувшие лицо, на нереально, неестественно молодые глаза на лице насмешливого старика и белоснежные волосы, стянутые черным платком по привычке — и их передергивало. Как так?! Желать старика? Желать уродца? Находить привлекательной предсмертную немощь?!
А-ха-ха-ха!
Милые, прелестные создания. Да и воздушные. Народ рашеми не в пример крепче к ментальным атакам. Еще бы — всю жизнь жить бок о бок с телторами и хатран, еще не так научишься закрывать свой разум. А тут грезы пропитывали все — иногда казалось, что даже воздух.
Леса, земля, камни и мостовые, дома и животные, народ и эти их глупые храмы — все пропитано грезами до звона!
Ганну было здесь раздолье. Иногда ему казалось, что он протянет здесь еще лет двадцать, а то и тридцать. Хотя, по чести говорить, он уже пять лет назад прикидывал, что его срок пришел. Девяносто лет — шутка ли?! Не эльф же он, даром что нелюдь...
Привычный шумок заставил его прекратить работу.
Перестук копыт по каменной кладке, кованный обод колес кареты. Говор наездников и спешные распоряжения сопровождения прямо из седла.
Ганн уверенным движением вогнал топорище в пень и принялся спускаться во внутренний двор Крепости-на-Перекрестке, протирая натруженные руки тряпицей и улыбаясь.
Приехала, красотуля его. Совсем навстречу не пошел. Остался наверху, дерзким вызовом ей. Старая их игра — он настаивал, чтобы она бросалась ему в объятья резво, взбегая вверх от нетерпения. Ну или «вползая» - как вышло с возрастом. Но вползать все равно надо было с выражением радости и преданности на лице.
Сэл ворчала и возмущалась, и красовалась положением:
- Я еще пока Рыцарь-капитан и леди! И мне восемьдесят с чем-то там лет! Что люди-то подумают?!
- Что ты любишь меня?
- Балбес.
И хлопала хрупкой, морщинистой ладошкой по голове. Но старалась. Он почти помирал со смеху, глядя на то, как она старается изо всех сил сохранить достойный вид, но отчаянно улыбается ему, зная, что если он заподозрит ее в недостаточной взволнованности, то будет наказана.
Подъем этот, бывший широкой, протоптанной в грязи тропинкой, когда они только приехали сюда, теперь был аккуратной и удобной лестницей. Сэл и теперь попыталась пройти к нему быстрее, еще там, внизу радостно улыбнувшись ему усталой улыбкой.
Они были вместе так долго, что Ганн мог даже не задумываясь читать оттенки ее настроения:
«Устала. Ганн. Наконец-то. Обними меня. Замерзла. Бедро ломит опять».
Шаман слегка нахмурился и решительно направился ей навстречу. Они знали, что эта поездка будет тяжелой, но она даже морально вымотала ее больше, чем Ганн ожидал.
Дейгун, в этот раз отправившийся с дочерью, медленно и терпеливо шагал рядом с ней, подстраиваясь под слабые старческие шаги. Сэл была хороша! Шагала размеренно и по чуть-чуть, но плавно и с гордо поднятой головой. Королева, не иначе. И вовсе ей не больно будто, а просто так положено — достоинство соблюдать.
Ганн чувствовал ее и ускорил шаг.
Но все равно не успел.
Больная нога, неизменно беспокоящая ее в плохую погоду и в моменты усталости, подвернулась на ступеньке. Старенькая, тоненькая человеческая женщина не вскрикнула, но упала неловко, грузно. Хорошо, что отец ее выглядит и чувствует себя, как ее внук.
Мгновенно подхватив дочь на руки, Дейгун легко и быстро зашагал наверх. Эльфа Ганн так и не научился читать, несмотря на годы знакомства. Только изредка улавливал оттенки эмоций, если происходило что-то из ряда вон выходящее. Как сейчас. Дейгун слегка испугался.
Эльф боялся той боли, которая стояла на пороге его дома, и цеплялся за Сэл своими снами. Наяву он был собран, холоден и реалистичен. Но Ганна не обмануть такими вещами. Дейгун боялся снова терять семью.
А Сэл хотела к нему. К мужу.
Легко сбежав им навстречу, Ганн с улыбкой протянул руки:
- Папаша, отдайте вашу дочь!
Дейгун проигнорировал шутливый тон, бережно держа свою хрупкую ношу:
- Ты и сам не юноша. Я донесу.
- Знаете, это вам пятьдесят лет назад надо было думать и отказывать. А сейчас уже не время девку от меня беречь — отдайте мне жену.
Ганн рассмеялся весело и шутливо, буквально насильно выдрав ее из рук заботливого родителя.
Усталость в ее потускневших глазах чуть сдала позиции, уступив место теплу и радости. Она облегченно обхватила шею Ганна руками и тоже рассмеялась.
Смех их не изменился. А способности Ганна лишь усилились. Он демонстративно закружил ее на руках, глядя в ее лицо с любовью.
Девчонки местные повысовывались отовсюду, радуясь возможности. Каждая молодая девушка Крепости-на-Перекрестке обожала смотреть, как милуются их Рыцарь-капитан и ее странный муж. И старые уже, и одной ногой у Келемвора, а все как молодые льнут друг к другу и смотрят друг на друга так, словно никого красивее, моложе и лучше нет на свете.
И сейчас видели, как крепкий старик кружит на руках хрупкую до призрачности старушонку.
Глупые и слепые.
Молодой человек с пепельными волосами и дикой ухмылкой вольного духа кружил на руках юную, храбрую, стройную, до дрожи сексуальную красавицу с волосами цвета пламени. Пусть остальные видят что угодно. Они же не изменились за почти шестьдесят лет ни единой черточкой. Истинно лишь то, что позволяет себе и ей видеть Ганн. Ей с ним повезло — благодаря ему они оба молодые и старости нет. И горя нет. И смерти нет.
Сэл знала. Единственная из всех.
|