"Дом у моря"
Все впустую. С каждым днем становиться все хуже. Болят мышцы, ломит кости. Сухожилия будто окаменели, и каждое движение вызывает страшную боль. Разум, однако, холоден и свеж.
Кем бы ни стал этот человек, он не сумел вызвать ничего кроме двойственных чувств, либо слишком жалок, либо слишком пафосен. Или сразу все вместе. Этот персонаж тянется тонкими нитями из сознания. Его выкручивает по спирали все дальше и глубже в реальность, он как метафизичный субъект выглядит подобающе. Спутан в комок, сжат цепями и усыпан лепестками роз. Грязный романтизм или красивый ужас. Приправленный патокой ржавый до гнили южный крест. В огне восходящей луны, яркой словно погибающее солнце, распятый на нем труп, с кусками выгрызенной плоти. Иссиня черный ворон, статный, большой и сильный - выклевывает сухой глаз. Ворон, источая при каждом движении искры миролюбия и покоя, рвет когтями плоть на черепе. Лаская, словно пальцы матери и выглядя в ярком свете ангельски, из разорванного брюха ползут и падают на земь черви.
Что выглядит приятней наковальня или молот? То, чем или же то, по чему?
- Доктор, вы тоже считаете, что я сошел с ума? Или уже обеими ногами в безумии? - Дорогой мой, милый друг, я так вовсе не считаю. Вы, пожалуйста, продолжайте. Скоро ведь процедуры. - Да, конечно.
Кем бы ни стал этот фантом, он вызывает отвращение и гнев. Никаких положительных качеств, ничего приятного и красивого в нем нет. Лишь потерянные мысли витают меж ушей. А потерянные души, мнимо сильные, широкие, хотят заставить верить в одно, делая совершенно иначе. Среди циклопического строения высится колонна. На пике горит переливаясь всеми цветами спектра драгоценный алмаз. Камень, за который можно купить целую планету. Полную алчных глупцов. Алмаз омывается их кровью. Кровь дурно пахнет грязным телом и потом. В ней, то и дело проскальзывают куски пережеванной, стальным жерновом, плоти. Жернов высится на всем этим, затмевая небо. Перемалывает грешников и праведников. Детей и стариков, сильных и слабых.
День увядает, и я стою под жерновом укутанный грязью и небесной влагой. Я пью амброзию и молодею. В спину тычут сотни тупых игл. Падает тень от крыла черного ворона и мир затихает. Жернов продолжает молоть под щебет умиротворенных райских птиц. Улыбается доброй и милой улыбкой Бог, лицо его вытянуто и застлано облаками. Соткано из грез. Между зубов застряли руки и части деревянных домов. Змей, шепчет что-то убаюкивающее, проползает меж ног. Он втискивается в нутро мягко и нежно, и начинает пожирать изнутри. Вот бьет колокол, скалы дрожат под ударами звука. Крошатся камни и сходит лавина. Красивая и неудержимая.
Меня уносит прочь и выкидывает в океан. Там вздымаются горы воды. В них живут пестрые рыбки, готовые стать лучшим другом и любовницей. Они умирают, когда подплывают ближе. Я источаю яд...
- ... Погодите секунду. - Доктор в белом накрахмаленном халате встает из-за стола. Он берет с полки бутылку горячительного, выуживает из недр кармана стакан. Продувает. Наливает немного. Пьет. Затем берет трубку телефона и говорит. - На четырнадцатом этаже освободите палату. - Это не мой этаж...- с сомнением говорит пациент, но доктор отвечает: - Продолжайте, пожалуйста.
Впростых словах так много силы, что не всякий поверит в это. В них есть все. Миры рушатся от одного слова, и рождаются новые от слога. Предложением убиваешь личность и спасаешь умирающего. Тратить их впустую непростительная роскошь. Как укорачивать жизнь. Страх помогает в таких случаях или, наоборот, подводит черту.
Океан выбросил меня на пустой песчаный берег. Песчинки здесь черного цвета. Небо окрашивалось в фиолетовый, когда смотришь на него. Отведи взгляд и оно вновь голубое. Я очень долго блуждал по берегу. Вглядывался вдаль, пытаясь найти и зацепиться глазом за родной берег. Но не смог найти его. Время шло, словно обреченный на казнь, но шептало, будто влюбленная женщина. Я ушел от берега и поднялся в лес. Шел дальше, сквозь колючие кусты и шелковые листья. Добрался до дороги, подгоняемый вечером и нервными криками странных животных. Однажды, в глубине леса, я увидел хищную кошку и долго вспоминал ее взгляд. Он так похож на взгляд моей любви.
По дороге шел влево, по подъему, стерев ступни в кровь. После шторма на теле не осталось ни лоскута одежды. Становилось холоднее, и упали сумерки на это ужасное и прекрасное место моего неожиданного спасения. Я остановился только однажды, чтобы сорвать с изумительного дерева листья и, когда делал это, оно стонало. Быть может, просто ветер сыграл злую шутку. Я обмотал ноги этими большими листьями, но тщетно, они разорвались практически сразу. Соком я смазал раны и позволил себе немного отдохнуть. Быть может, сок этот ядовит и лишь ускорю свою гибель. Однако, возможно, он целебен и тогда мне станет легче, и я смогу продолжить восхождение. Сок оказался ни тем, ни другим.
Я готов был сдаться и попробовать переночевать в лесу, когда меж деревьев мигнул свет. Это могло быть приманкой какой-нибудь твари, вроде глубоководных рыб, либо просто плодом уставшего воображения. Когда я, без сил упал перед порогом сруба, думал, что настали мои последние минуты в этом безумном мире.
Ябредил во сне и когда проснулся, был день. Мне снился дракон, что вылупился, созрев в ядре планеты. Он разорвал ее на куски и огласил галактику ревом младенца. Он грелся у звезды и страшился, что смог созреть лишь один из выводка. Он страдал, видя больную планету, он понимал, что его сородич не сможет родиться здоровым в таком нездоровом яйце. На этом яйце-планете все склизко, подвергнуто смерти, на нем копошатся миллиарды прогрессирующих вредных бактерий.
Я встал с кровати внутри дома. Одна нога привязана к громоздкой лавке, но цепи достаточно, чтобы добраться до стола и окна. Рядом лежит одежда и обувь. На столе стоит еда и вода. кто и зачем спас, меня это не волновало, я одел простые штаны, обулся в лапти и набросился на еду. Все тело очень болит, особенно ступни, но полный желудок приносит блаженство и я готов расплакаться от счастья. Я оделся до конца и лег в чистую кровать. Причиной моего пленения вполне мог быть просто страх, а не злой умысел. Мой спаситель просто опасается, не злой ли я человек. Когда он или она вернется, мы познакомимся, я расскажу о себе, и мы будем еще смеяться о дурных подозрениях. Я прихромал к окну. Снаружи меня встретил умиротворенный вид. Отсюда видно край моря, чуть правее ввысь уходит лес. Местами до неприличия яркий и дружелюбный. Прямо перед домом небольшой, совсем маленький огород с какими-то побегами, чуть дальше сложенные дрова, рядом большая будка. Около нее лежит неизвестное мне животное. Оно похоже на медведя. Больше всего на медведя и оно смотрит прямо на меня добрыми и умными глазами. Я улыбнулся и помахал ему.
Дверь в кабинет распахнулась. Из проема наполовину высунулся врач. - Сегодня в семь, не забыл? - Да, спасибо что напомнил! - Доктор скривился. Наверняка он не любил когда в кабинет врывались. - О, а ты работаешь, смотрю, - он вошел в кабинет и закрыл дверь. - Прошу Вас, пусть он выйдет, - пациент поежился в инвалидном кресле. Неумело и смешно, и чуть не упал. Гость успел подхватить его и улыбаясь усадил на место. - Аккуратнее, больной. Вы только не переживайте, вам это вредно. И не забывайте что мы вас вылечим, да, док? - Пренеприменнейше. А сейчас... - Да, да, ухожу. - Дверь тихо закрылась и пациент сказал: - Вы мне нравитесь, доктор, мне кажется, что у Вас очень очень вкусные мысли. Доктор слащаво улыбнулся, ковырнул языком в зубе и сказал: - Продолжайте, пожалуйста.
Висельники гнали меня до самой столицы, тогда, когда я выбрался из этого завораживающего места. Дом, что так был приятен и мил, оказался ловушкой. Жестокой изощренной ловушкой. Он стоит так, чтобы спасшийся путник смог дойти до него, но и ровно так, чтобы он окончательно выбился из сил. Под ночь вернулось трое красиво одетых людей. Одна девушка и два пожилых мужчины. Девушка приготовила кушать, я беседовал о крокодилах и крючках с этими джентльменами. Мы пили. Ели. Смеялись. Я держал беседу о том, что, будучи бесполым, наш Бог может просто завидовать своим созданиям. Мне противоречили тем, что это, возможно, всего лишь одно из наказаний. Во время разговора о плотских утехах, красивая девушка с приятной улыбкой, стоя на коленях, отпиливала мне руку. Брызгала кровь и был этот неприятный звук когда пила встретила кость. Девушка изменила угол распила и наваливалась всем телом пока кость, наконец, не хрустнула и не поддалась. Дальше было быстро и вскоре, наложив шину и попрощавшись, мои собеседники покинули дом.
Находясь в крайне дурном состоянии, я упал на кровать и забылся печальным сном. В нем я спал с богиней. Распутной и умелой. Она превратилась в обрубок полена, когда я чуть отвернулся. А когда вновь посмотрел прямо на нее, длинным ржавым тесаком она распарывала мне брюхо. Продолжая любить он запустила руку глубоко в нутро и выудив печень приблизилась, чтобы щипать ее похожими на рыбьи, острыми зубками. Она шепнула, что самое вкусное это свежее сердце, пообещав, что вернется за ним, исчесла вместе с рассветом.
Вновь на столе была еда и питье. Чистая кровать, а вместо отпиленной руки выросла маленькая детская ручка. Плотная, нежная, округлая. Она даже понравилась. Я ходил по дому размышляя о вчерашнем. Это оказались очень приятные люди, и весь день я готовился к беседе. Я уже видел, как рассказываю им о своих приключениях и о чудном заморском мире, для них далеком и потому удивительном. Я обязан был рассказать им о нашей великой машине. Когда заходя внутрь нее ты чувствуешь, что можешь объять мир. Что способен поговорить с каждым, фактически с каждым, что еще жив, а иногда и впитать мудрость тех, кто уже умер. Животное в будке махало хвостом когда я высунулся из окна и крикнул ему приветствие.
Он чуть не вырвал будку, чтобы обнять меня и я рассмеялся такой любви животного. Как же здесь все-таки прекрасно. Нет ни жернова, перемалывающего людей, ни черных птиц, ни моей жены... вот о ком я действительно скучаю. Я тогда много думал и позволил себе прослезиться вспоминая этого прекрасного человека. Эту сильную личность, что никогда не говорила мне что любит меня. Что вела со мной себя так, словно я никто. Что била меня, зная, что руку поднять на женщину не смогу. Что капризничала и изменяла. Что была похожа на райский вздох ранним морозным утром и с которой я готов был прожить несколько жизней.
И, за которую, жизнь бы не раздумывая отдал. Я разбил окно и оцарапал свою старую руку. Облизывая кровь я понял, что она похожа на амброзию. Я лег на вилку, чтобы она колола меня в спину, слизывал кровь и вспоминал о родине.
Вечером пришли мои друзья. Они принесли мне много еды и алкоголя. Вновь мы пили, плотно ужинали, подкалывая и щипая друг друга. Мы говорили о рассветном утре, когда солнце еще не показалось из-за горизонта, но ты уже знаешь, что начался новый день. Что люди сейчас как и ты начнут умываться, улыбаться друг другу, целовать и поздравлять с прекрасным утром. Когда ты стоишь и дышишь так легко и свободно, с предвкушением того, что же принесет новый день. Восхищаешься жизнью и ее многообразием. Потом, наконец, монета Звезды вываливается из-за бугра, неуверенно, словно само приоткрыв глаз. Заспанный, но улыбающийся родной глазик. Который так и хочется поцеловать, обняв его обладательницу, прижать всем телом и не отпускать долго долго, так долго чтобы она сказала, ну все хватит. А ты уже заснул - пошутил я, пока девушка в синем платье, с крапинками меха красивого животного, рубила мне вторую руку. Пила оказалась неудачным решением и я в этом с ней согласен. Вытерев лицо и слизнув кровь, она поцеловала меня в лоб и вместе со своим спутниками удалилась. Я помахал им своей детской рукой и пожелал приятного аппетита. Они обрадовались моему радушию и пониманию, и даже пообещали завтра принести подарок.
Как много сказало мне сизое небо? Что имело ввиду оно, когда...
[- Простите, я думаю, что на сегодня уже хватит. - Видно было что доктор устал и к тому же пришло время. Уже вечер. Друзья ждут его. - Но я вам еще не все рассказал, доктор. А как же история про живой город, про тот как ребенок отделился от меня и я восстановил на короткое время руки. Про то как Лимбо, пес и медведь выгрызал звездами мое имя. Как я встретил свою жену, что люблю по сей день. Которая смеялась мне в лицо, эту женщину, что ела мое сердце каждую секунду, что вгрызалась мне в спину и делал из меня сопляка...
- Пожалуй, продолжим завтра. Мне, в принципе, хватило на сегодня и этого рассказа. Необходимо его... - он стукнул по груди, - переварить.
Пациенту на секунду показалось, что доктор осклабился и отрыгнул запахом свежего мяса. Моргнул свет, но глаза доктора остались светиться в темноте. Пациент уже видел, быть может узнал в нем своего мучителя. Того, что жаждал свежего мяса. Своего собеседника и палача. Спасителя и убийцу.
- Доктор! Оставьте меня! - Он попытался дергаться и чуть вновь не выпал из инвалидной коляски. Голова и тело, вот весь человек, лишь короткие обрубки. вместо рук и ног.
Доктор схватил трубку и крикнул санитаров. Но видимо они были близко и готовы. Во время крика они уже подняли тело бедняги. Долго, под вопли несчастного они привязывали его к креслу. Наконец вывезли извинившись. Еще неслись по коридору крики, но уже слабее. Пациенту сделали успокоительный укол. Доктор стоял задумавшись. Потом достал из стола зубную нить и начал чистить зубы. Что-то застряло, и весь прием мешало доктору. Он игрался языком с этой частичкой пищи, хотел запить, но не вышло. Наконец, он сможет его спокойно достать.
- Твердый, - думал доктор, представляя себе жернов и ухмыляясь. Он подумал о доме в лесу, о большой собаке, жене, сыне...
Наконец, у него получилось, он достал из щели между зубами надоедливый кусочек пищи. Хмыкнул, осмотрев, и щелчком отправил в сторону урны.
Затем, словно вспомнив, рывком поднял трубку телефона. - Пациента, что только что вывезли от меня, направить на процедуру. - Куда? - Спросил женский голос из трубки. - Куда, куда, в жернова! ]
|