Вера. Вера. Вера.

  Прижавшись лбом к запотевшему стеклу машины, Алина молча наблюдала за ватагой школьников, игравших в снежки недалеко от парковки медицинского центра. Их весёлый визг казался ей таким знакомым и близким, и в то же время таким недоступным. Она больше никогда не сможет так же, как они, беззаботно носиться по двору и валяться в сугробах. Всё, что ей теперь остаётся, - это проходить кучу бесполезных обследований и слушать обнадёживающие отговорки врачей, после которых её отец кисло улыбается, а потом ободряюще ей произносит уже привычное "Вот видишь, всё будет хорошо". Ничего уже не будет хорошо. Вся жизнь сломалась после того ужасного дня, когда она упала с брусьев на занятиях гимнастикой. Наивная дура. Она спала и грезила о спорте, о выступлениях на соревнованиях, о будуших медалях. И вот теперь она вынуждена сидеть в инвалидной коляске, а другие дети всё так же  играют. Как она не замечала раньше, насколько здорово вот так просто бегать и дурачиться? Из этих раздумий её вывел звук захлопывающейся двери. Её отец, бормоча под нос что-то неразборчивое, уселся в кресло и стал перебирать стопку бумаг, которую держал в руках.

- Алиночка, мне тут порекомендовали одного человека. Говорят, он многим уже помог. Да где же я записал его номер...

Алина слушала его с безучастным видом. Опять какой-то знахарь, который будет рассказывать о своей практике где-нибудь в Тибете и в конце выпишет пару мудрёных рецептов, которые, как всегда, не помогут, снова заставив маму плакать.

- Всё будет хорошо, солнышко. Вот увидишь.

Алина чуть слышно вздохнула и вновь прижалась к стеклу. Уже два года она слышала одно и то же, и с каждым разом всё больше и больше привыкала к мысли, что ничего больше в её искорёженной жизни не изменится. Пройдёт ещё два года, её сверстники закончат школу, пойдут учиться дальше, а она так и будет сидеть в этой проклятой коляске. Ей хотелось плакать, но она не могла себя заставить. Ничего она уже не может. Ни ходить, ни даже плакать. В этот момент машина тронулась и Алина проводила взглядом оставшихся позади школьников.

*****

   Владимир Михайлович - так звали этого старого доктора в огромных очках, показался Алине очень уставшим. Он долго листал выписки и результаты исследований, а затем посмотрел на неё долгим изучающим взглядом. Алине показалось, что он читает все её мысли, и она невольно поёжилась. Владимир Михайлович улыбнулся и чуть наклонился к ней. 

- Ты сможешь ходить, будь уверена,

Затем он повернулся к её отцу.

- Проходите вместе с ней в мой кабинет. Я вас там кое с кем познакомлю.

*****

  В то время, как её отец нервно расхаживал по кабинету, Алина со скукой рассматривала фотографии незнакомых ей людей, висящие на стене. Ей очень сильно хотелось вернуться домой, и она уже думала попросить отца увезти её отсюда, когда дверь распахнулась и Владимир Михайлович вкатил в кабинет инвалидную коляску, на которой сидел рыжеволосый парень, лет двадцати. Он был немного бледноват и заметно нервничал, но старался не показывать виду.

- Вот, прошу любить и жаловать, Тимур - с этими словами Владимир Михайлович подмигнул Алине и добавил - Мы уже месяц занимаемся по нашей программе и смотрите, какие у нас результаты. Покажи, чего ты добился, Тимурчик.

Алина отметила про себя, что парень был разут. Наверно, он здесь на постоянном лечении, решила она. И в это время Тимур начал шевелить пальцами ног. Алина не могла поверить своим глазам.

- Это правда? - выдавила она, не в силах оторвать взгляд от сгибающихся и разгибающихся пальцев.

- Да - Владимир Михайлович легко, по-отечески потрепал её по волосам и добавил - И это - только начало. Он уже не первый такой, кто сможет снова ходить. И ты сможешь. С понедельника можно начать курс. Будем заниматься по специальной программе и пить лекарства для восстановления двигательной активности.

Понедельник. До него было ещё два дня. Она же с ума сойдёт в ожидании. Алине хотелось начать прямо здесь и сейчас. Когда отец катил её к машине, сердце её бешено колотилось, и ей хотелось кричать от радости на всю улицу. Она снова сможет ходить.

*****

  Поглядев в окно на уезжающую машину, Владимир Михайлович закрыл жалюзи и повернулся к Тимуру, который стоял у стола и дрожащими пальцами щёлкал зажигалкой, пытаясь прикурить сигарету.

- Да успокойся ты. Всё у тебя получилось. Тебе в театре можно работать.

- Мне как-то не по себе, пап. Мы же их, получается, обманули - ему, наконец, удалось прикурить и он жадно затягивался, выпуская дым к потолку.

- Обманули. Но только с твоим излечением. А остальные же и вправду делают успехи. Вон, последний наш - с этими словами Владимир Михайлович указал пальцем на одну из фотографий - уже сделал первые самостоятельные шаги. К тому же мы делаем это исключительно ради них и совершенно бесплатно.

- Может нужно было его показать им, а не меня? - Тимур уже немного успокоился - Ты же знаешь, как неуютно я себя чувствую в этой коляске.

- Знаю, сын, знаю. Но я не стал дёргать Алексея и его родителей. Да и ты сам неплохо справляешься. Только прошу, перестань ты так бледнеть. В который раз уже. И завязывал бы ты с курением.

Тимур затушил сигарету в стоящую перед ним пепельницу и вопросительно посмотрел на отца.

- А ты уверен, что она сможет ходить?

- Сможет - Владимир Михайлович бросил задумчивый взгляд на пустую коляску, стоящую в углу кабинета - Она сможет. Ты видел её глаза?

- Да. Нормальные глаза. Только грустные очень.

- В них появилась надежда.

Тимур пожал плечами.

- Наверно. И что дальше?

Владимир Михайлович что-то написал на листке бумаги и протянул его сыну.

- А дальше по стандартной схеме. С понедельника небольшие упражнения, витамины и кальций под видом новых научно разработанных лекарств. И, конечно, ты будешь рассказывать ей, как ты поправляешься, демонстрировать ей свои успехи, а остальной курс я тебе написал.

Тимур взял листок. Там крупным, размашистым почерком было написано всего три слова: "Вера. Вера. Вера."