Спрос и предложение

Ungoliant 

«Увеличение мужской силы — только в пастве Тира!»
«Покажи, насколько старательна твоя плеть, в закрытом клубе ловиатанов. Девочки-аасимарки теперь точно с натуральными крыльями!»
«Ломбард на шкиперской улице в Лускане — лучшее место для продажи награбленного! Спросить Кабана»
«Жир с боков уберёт похудательный тур от Госпожи Болезней. Малярия куда гуманнее, чем служба в армии!»

— Я не стану это говорить.

Ганн поднимает взгляд и демонстративно позволяет закрученному в трубочку свитку схлопнуться. Золотые, вычурно витиеватые тесёмки укоризненно блестят, прежде чем исчезнуть вместе с каллиграфическими письменами — тоже золотыми. «Странно, что ещё не кровью девственниц написала — товар-то нынче редкий», — хмыкает он уже про себя, пока ожидает вердикта богини Вокин.

Она могла бы, если захотела: боги лишь притворяются цивилизованными, а на деле — недалеко от смертных ушли, любят даже еще больше пыль в глаза пустить. Впрочем, многие духи-звери, которых знает Ганн, куда умнее и не тратят жизнь на всякую ерунду, которой его заставляют заниматься.

Богиня Вокин дует аккуратные губки, но не отрывается от созерцания отполированных до жемчужного блеска ногтей. Она вся излучает богатство и роскошь, даже платье сшито из золотых нитей, хоть Ганн и не представляет, как это возможно — наверное, весить оно должно, как колокол. Значит, вот куда вся божественная сила-то уходит!

— Что же ты, душечка, щепетильный такой, как эльфийская дева лет так пятиста? Сделка есть сделка, как ни крути — или мне напомнить о самом главном условии в твоём контракте?

Вокин имеет оскорблённый вид, а на деле — только потешается. Одним щелчком пальцев она возвращает руке Ганна первоначальный вид толстой клешни с пальцами-сосисками, увенчанными длинными когтями. Некогда гладкая кожа бугрится, покрывается волосками и пигментными пятнами; магия облезает с него вместе с красотой, точно кожура с лука, но только на мгновение. Когда восстанавливается дыхание, увиденное кажется наваждением, сном во сне, однако разорванный манжет отчётливо напоминает, что рука действительно увеличивалась в размерах.

Глаза богини сверкают золотом, когда Ганн злится, но больше она любит страх — нет лучшей гарантии верности. Любому богу, особенно той, кому руки марать не хочется, не обойтись без исполнителей. Одна сделка строится на другой, долг цепляется за долг, пока весь Фаэрун и многочисленные Планы, включающие всесильных существ, не становятся друг другу должниками или хотя бы собратьями по общей беде, имя которой - желание. 

Не укрыться от напасти и Великим божествам; кажется, что нет ничего постыдного в стремлении приумножить паству, армию верных последователей, заполучить какой-нибудь артефакт или душу редкого смертного. На спрос всегда есть предложение, и нет той сделки, которая Вокин не по силам: тут на сцену и выходят должники. Под копной золотистых волос умещаются даты и условия каждой заключённой сделки, каждое имя, выведенное золотыми чернилами. Даже временная смерть не стала помехой, а вернувшись, Вокин хватается разом за все нити, командует исполнителями и общается с заказчиками, которым всё так же нет числа, контролирует обмен и строго наказывает нарушителей. Ганн не знает, как было раньше, до её вынужденного изгнания, но предполагает, что сейчас правила стали куда строже.

Аббатор, бог жадности, часто околачивается у границ Светлых Вод, будто мёдом ему намазано, однако не зря некоторые народы называют Вокин богиней вечного злата — по сути, оно постоянно находится в движении, не оседает и передаётся из рук в руки со смертью какой-либо из сторон. Она получает удовольствие не с конечного результата, обогащения, а от самого процесса, с заключения сделок и сбора долгов. Впрочем, на дружбу с Аббатором её взгляды не влияют — из мелочного, свиноподобного бога Вокин умудряется вытянуть огромную пользу для своего дела.

— Я всё помню, — бросает Ганн, стараясь не опускать взгляд на руку, а сам думает, что с таким подходом Вокин вскоре снова придётся прятаться от рассерженных клиентов из числа куда более сильных богов.

Однако те будто и не замечают, в какую зависимость впадают, словно младшие боги и смертные обязаны на них работать, а не зарабатывать; не замечают и склизких пут жадности, протягивающихся от каждого желания.

Несколько лет назад Ганн был в таком отчаянии, что поверил в кристальную честность цепочки товарообмена услугами: ему предложили красоту в обмен на услуги сноходца, только не сказали, что он согласится на рабство. Впрочем, он сомневается, что поступил бы иначе и сейчас. Ещё пару лет назад Ганн не отличался от остальных карговых отродий внешне; разумом и магическими способностями обходил он многих рашеми, да только без толку — с квадратной клыкастой мордой, лысиной в полголовы, горбом и огромным брюхом, которое ни одни упражнения и диеты не брали, не сыскать нормальной жизни.

Вокин не просто передала его уродства какому-то смертному в уплату долга, но и на время расширила возможности снохождения, подсказала, как вложить нужную мысль в голову спящего. Поначалу новый облик и сила кружили голову, но затем пошли первые заказы, которые не отличались разнообразием — даже наоборот, пугали пошлостью и полным набором пороков. 

Люди предсказуемо просят несчастий для ближнего и популярности для себя; эльфы мелочны по части внешности и любопытны до новинок; орки легко внушаемы сами по себе; дварфы воспринимают только конкретику, но если достучаться, то от орков они становятся почти неотличимы. Популярностью всегда пользуются эскорт-услуги с различной экзотикой, и благодаря им Ганн сразу стал исполнителем месяца, не сильно сопротивляясь назначению. Такими темпами и долг выплатить можно в два раза быстрее. Правда, когда его толкнули в ведьмин сон в образе медведеподобного берсерка, запал как-то быстро исчез. Зато Ганн научился сначала читать мелкие сноски, а потом соглашаться. 

Боги легко глотают наживку и просят больше, а Вокин, в свою очередь, затягивает путы долга покрепче. Когда бог-торгаш дружит с богом жадности, и амбиции у них растут изо дня в день при полном попустительстве старших богов, чем-то хорошим это кончиться не может. Сегодня Тир получает новых рекрутов, а завтра отправит их на бардовский фестиваль в качестве полуголой подтанцовки, затем барды оплатят услугу серенадой с просьбой купить потасканную бригантину, а лусканский капитан, выйдя наконец из запоя, полученные деньги вложит в магазинчик фейерверков на радость Коссуту. Продолжать цепочку можно бесконечно — конца и края ей не будет; в каждом существе живёт маленький жадный гномик. 

— Малар спрашивал, что с его заказом. Ты помнишь, душечка? — будто невзначай бросает Вокин своим сладким голоском. Хрюканье Аббатора эхом разносится по угодьям, но вздрагивает только Ганн. Кажется даже, ему стоило бы заказать тон кожи побледнее, а то синюшность всё равно выдаёт в нём каргово отродье — уже и рашеми задают вопросы, откуда он такой взялся.

— «Охотничьи товары по акции» — я работаю над этим, — сквозь зубы шипит он, стряхивая наваждение.

— Поторопись, клиент нервный — маларитам месяц по жертвам закрыть надо.

Ганн вздыхает и раскрывает самопишущийся свиток, чтобы ознакомиться с новыми заказами перед уходом:

«В великой библиотеке Огмы состоится презентация новой книги Аннабель Монте «Все оттенки перьев-2» — продолжения всеми любимой истории любви человеческой девушки и парня-авариэля»
«Порадуй ребёнка: недорогое оживление почивших домашних животных от дядюшки Арвана Мертворукого. Паук в подарок!» 
«Ускоренные курсы владения святым молотом. Будь мужиком — будь паладином!»

Что говорить, иногда полезно покопаться в "грязном белье" высших существ, чтобы в очередной раз убедиться в их откровенной несостоятельности. К примеру, у Тира и его прихлебателя Торма, который даже имя себе оригинальней придумать не смог, явные проблемы с дефицитом внимания, раз так часто обращаются за помощью. На его усмешку Вокин отвечает с философским настроем:

— Популярность — это постоянное напоминание о себе. А ты как думал? Стал богом, сел на задницу и ждёшь поклонников? Нет, это тяжёлый труд, а мы с тобой, душечка, вносим посильную лепту в веру нашего мира.

Вокин смыкает губки и дует на и без того идеальные ногти, затем манерно закатывает глаза, когда Аббатор взвизгивает громче, поднимая в Светлых Водах волну зычного эха. Поросячьи глаза жадности не отпускают Ганна из своего плена до самых границ угодий богини.