Гробнар — ценитель красоты и музыки, певец и сказочник, вечный оптимист и душа компании. Он коллекционирует красивые камешки и старые книги, он ищет старые песни и пишет новые, он постоянно что-то изобретает и придумывает, чинит и отдает другим.
Гробнар — удивительный и многогранный. Но если бы ему кто-нибудь сказал об этом, то Гробнар лишь улыбнулся бы. Сам для себя он — обычный. Иногда смешной, иногда глуповатый.
Гробнар любит закаты и восходы, любит осень, весну, лето, да и зиму тоже, когда сугробы не наметают выше его головы. Он любит незрелые яблоки и сливы, переспелые абрикосы и виноград, любит пить чай с мятой и лавандой, любит спать, завернувшись в несколько одеял и выставив ноги наружу. Он любит гулять под дождем и сочинять песни на любой случай жизни. Он любит читать вслух и пересказывать истории на новый лад.
Он любит смотреть на звезды и угадывать созвездия, запоминать легенды и воссоздавать прошлое. Он любит играть на лютне и смотреть, как танцует народ в тавернах. Он любит гладить ткани и меха, чувствовать прохладу шелка или покалывание грубой шерсти.
Гробнар просто любит жизнь.
Гробнар — это огромная душа в маленьком, смешном теле.
***
В Крепости-на-Перекрестке Гробнару не очень нравилось. Здесь было мало красивого, а Гробнар не мог жить без красоты. В серых камнях стен и высоких башнях была красота — но суровая и холодная. Люди здесь были вечно чем-то взбудоражены и выглядели ужасно занятыми. Никому не было дела до маленького барда. Гробнару было даже немного обидно. А еще — грустно. Такая большая, просто огромная крепость — и такой маленький и незначительный Гробнар.
В Крепости Гробнару не творилось. Песни не писались, музыка не рождалась под пальцами. В песнях и музыке был сам Гробнар, и, лишившись этого, гному становилось особенно плохо. И одиноко.
Раньше это одиночество хоть как-то скрашивала Шандра. Хриплым смехом, доброй улыбкой, ласковым прикосновениям к непослушным вихрам на голове Гробнара, попытками подпевать его песням. Шандра заполоняла собой пустоту, согревала своей добротой, взамен которой ничего не требовала. Именно Шандра водила Гробнара гулять за стенами, строила на берегу реки замок из песка, пекла яблоки с медом, и каждый вечер заказывала в таверне кружку темного, горьковатого пива.
Тогда Гробнар был счастливым. Ведь у него был друг. Лучший друг. Ради Шандры Гробнар был готов на все. Даже пожертвовать свою лютню. Или свою жизнь. Для него это означало одно и то же.
Но теперь Шандры не было. И Крепость снова начала казаться ему чем-то слишком большим и слишком далеким. Пустым и не заполненным теплотой. Словно солнце зашло навсегда, и мир окутала темнота.
Больше некому было слушать его песни и рассказы. Только Шандре всегда было интересно, о чем думает Гробнар. А остальные были слишком заняты для этого.
Маленький бард очень переживал из-за смерти Шандры. Когда-то общительный и буквально источающий жизнелюбие, он стал на редкость молчаливым и мрачным. Васильковые глаза не горели задором, лицо не озаряла немного безумная, полная радости улыбка.
Казалось, что в нем что-то сломалось — какая-то маленькая деталь, незначительная, но настолько важная, что не передать словами. Гробнар сравнивал это с механизмами — стоит отойти одному маленькому гвоздику, перестать крутится одной шестеренке — то все перестает работать.
И тогда наступает темнота.
***
- Гробнар!
Голос в подвале отдается глухим эхом, усиленный высоким потолком и толстыми стенами. Легкие шаги по каменным плитам, шелест и шорох одежды. Позванивание пряжек на сапогах.
Капитан крепости уже давно не заходила просто так. Гробнар улыбнулся:
- День добрый, миледи! Или еще утро? А может, вечер? Неважно! Я рад вас видеть, миледи, так рад!
Фарлонг улыбнулась, но глаза ее смотрели серьезно. Усталые глаза. Окруженные темными кругами.
- Тебя давно не видно. Все в порядке?
- Конечно! - Гробнар энергично закивал. - Я заканчиваю своего конструкта, скоро будет как новенький!
- Ты засиделся в этом подвале. Почти не появляешься за ужином, да и за завтраком тоже.
- Мне Элани еду приносит, - пояснил Гробнар. - Это так мило с ее стороны! Недавно она принесла мне овощной салат. Я чуть не расплакался — так был тронут, честное слово! - но оказалось, что салат просто невозможно есть — Элани, кажется, переборщила с солью, и еще с какой-то травой — она еще клопами пахнет. В общем, мне пришлось его выкинуть. Только не говорите Элани — она так расстроится!
- Я ей не скажу, не переживай.
Фарлонг задумчиво осмотрелась, зябко повела плечами. Ей в подвале было холодно. Гробнару поначалу тоже было неуютно. Потом он привык. Несколько теплых носков на ноги, теплые рубашки, висящие мешком — и очень даже неплохо.
- А где ты спишь?
Гробнар кивнул в сторону темного угла — там, на полу, лежал свернутый полосатый матрасик и пуховая подушка. Шерстяное одеяло, любовно сложенное, покоилось рядом.
- Гробнар, - мягко сказала Фарлонг, - тебе не обязательно жить здесь. В Крепости полно свободных комнат. А если тебе тут не нравится — я попрошу Сэла пристроить тебя в таверне.
- Нет-нет-нет! - запротестовал Гробнар. - Мне и тут хорошо. Правда! К тому же если я уйду, ребятня Волка начнет дергать моего конструктика. Вдруг что-нибудь сломают? Не могу уйти.
Фарлонг посмотрела на него чуть ли не с жалостью.
- Ну если ты уверен... Тогда, пожалуйста, появляйся хотя бы на ужин. Не прозябай здесь. Хорошо?
Гробнар улыбнулся.
- Хорошо-хорошо, госпожа! Я обещаю!
Фарлонг дернула уголками рта и пожала плечами.
И она, и Гробнар, прекрасно понимали — ничего не изменится.
Иногда, когда теряешь одного по-настоящему дорогого человека, сложно начать жизнь с чистого листа.
Это нужно пережить.
***
Был бы выбор Гробнара — он бы не выходил из своего подвала, где жил его конструкт, где огромная паучиха Кистрел щелкала жвалами в далеком, темном углу, сплетая чарующие узоры из паутины.
Но то ли от холода, то ли от сырости, барда одолел кашель. Нужно было выпить теплого молока с медом, или разогретое вино, а в подвале не было ни того, ни другого.
Поэтому Гробнару пришлось подняться наверх — к солнцу, к людям, к жизни.
В «Хвосте Феникса» было людно и шумно. Пахло табачным дымом, вином, пивом и яблочными поленьями в камине. Оглушительно звучала лютня, флейта и барабаны. Веселый, деревенский мотив, под который танцуют у костров крестьянские девушки.
Гробнар попытался дотянуться до стойки и громко попросил горячего молока. Сэл, лысый и улыбчивый мужчина, кивнул и удалился на кухню. Чьи-то руки подхватили барда и усадили на высокий стул.
- Спасибо, - пропыхтел Гробнар, устраиваясь поудобнее.
Касавир только улыбнулся в ответ. Уголками губ.
Вокруг галдели солдаты и рабочие, хлопали в ладоши и стучали ногами в такт. В центре, на двух приставленных друг к другу столах, танцевали молодой юноша и девушка. Топот каблуков по деревянным доскам, сцепленные ладони, откинутые назад головы. Парень был не очень красив, но танцевал прекрасно. А девушке не было равных.
Она поднимала вверх тонкие руки с длинными белыми пальцами, быстро подпрыгивала и разворачивалась, подхваченная сильными руками своего партнера, и в разрезе ее длинного цветистого платья мелькали стройные босые ноги — молочно-белые, расцарапанные, с маленькими пальцами и немного шершавыми пятками.
Тогда Гробнару показалось, что он увидел ангела.
- Джой! - кричали солдаты, выстукивая ритм ногами. - Танцуй, Джой!
Танцовщица кокетливо улыбнулась, повела обнаженным плечом и изогнулась, словно молодой тростник. Золотые волосы хлынули на спину потоком, а губы тронула удивительно яркая, красивая улыбка. Та же улыбка сияла в синих, как небеса, глазах.
Гробнар раскачивался на стуле, салютуя ей стаканом с молоком, что-то кричал, улыбаясь, как безумец.
- Прекрасна! - надрывался он. - Прекрасна!
Касавир схватил его за руку — в ином случае бард просто свалился бы со стула, - и усадил обратно.
- Спокойно, - заметил паладин. - И дышать не забывай. Ты весь побагровел!
Гробнар покачал головой и закашлялся. Хлебнул горячего молока, в котором ощущался сладкий привкус меда и корицы.
Джой закончила танцевать, изящно поклонилась, одарив всех присутствующих чарующей улыбкой. Поправила на плечах платье, спрыгнула со стола и села за свободный стол.
Гробнар сидел в таверне до поздней ночи. Солдаты и рабочие понемногу расходились. Вскоре в зале не осталось никого, кроме самого Гробнара, Сэла и Джой.
Девушка беспечно болтала с трактирщиком, мыла и споласкивала грязные тарелки, кружки и котелки. Это не было ее работой, этим занимались кухонные девки, но Джой, кажется, было все равно. Она находила удовольствие в своей работе, а руки от жесткого мыла покраснели.
- Вам еще нужна кружка? - спросила она, повернувшись к Гробнару.
Бард расплылся в улыбке.
- Нет-нет, совсем не нужна, я уже все выпил. Кашель уже почти совсем прошел. Это все благодаря молоку, меду и корице. Очень полезно!
Джой улыбнулась. Гробнар заметил, что у нее необыкновенно красивые глаза. Синие, а вокруг зрачка — небесно-голубое кольцо. А кожа — светлая, с россыпью мелких, почти незаметных родинок.
- Я вас тут раньше не видела, - заметила она. - Вы из людей капитана?
- Да, - оживился Гробнар. - Я бард и певец, и зовут меня Гробнар Гномьи Руки. Знаю, дурацкая фамилия, но мне нравится.
- Хорошая фамилия, - кивнула Джой. - А вы правда бард? Можете сыграть? И спеть?
- Разумеется! Для того я и существую — чтобы петь и танцевать!
Джой снова улыбнулась и начала протирать столы тряпкой.
- Сыграете мне?
Гробнар почувствовал, что краснеет.
- Что вы хотите, чтобы я сыграл? Я много чего могу. Могу балладу или эпическую песнь, могу что-нибудь грустное или...
- Танцевальное! - Глаза Джой загорелись. - А я спляшу. Можно?
Гробнар потянулся к своей лютне, которую всегда носил с собой.
- Конечно, миледи!
Он ударил пальцами по струнам, и Джой, отбросив тряпку, вытянулась и вскинула руки к голове. И начала танцевать — девушка, полная жизни и пламени.
А Гробнар забыл о том, как дышать.
***
- Сэр Бишоп! Сэр Бишоп! Сэр Биииииишооооп!
Следопыт резко развернулся, раздраженно воззрившись на Гробнара сверху вниз. Именно «воззрившись» - как ястреб смотрит на мелкую мышь в густой траве, и готовый в любой момент ринуться камнем вниз и вонзить в глупую тварь острые когти.
- Чего тебе? - грубо бросил он.
Гробнар выглядел немного безумно. Взлохмаченный, раскрасневшийся, и глаза лихорадочно блестели.
- Сэр Бишоп, - начал Гробнар, - я к вам за советом. Мне понравилась одна девушка, она необыкновенная, и...
- Ну так трахни ее, я-то тут причем?
- Нет! - Гробнар в ужасе всплеснул руками. - Я так не могу! Я имею в виду — вот вы так девушкам нравитесь, они по вам с ума сходят — и мне интересно, как вы это делаете?
Бишоп усмехнулся и почесал щеку.
- Дело в том, что я для них привлекателен. Они знают, что я смогу им доставить удовольствие. Тебе не понять.
- Ну пожалуйста, сэр Бишоп! - Гробнар схватил его за руку и дернул на себя. С таким же успехом он мог бы дернуть на себя дерево. - Ну дайте мне какой-нибудь совет! Пожалуйста-пожалуйста-пожаааалуйста!
Бишоп закатил глаза и вырвал руку из мозолистых пальцев гнома. Нахмурился.
- Если я тебе скажу — ты отстанешь, правда? - с надеждой спросил он.
- Обещаю!
- Отлично. Тогда слушай. Бабы вообще любят всякие знаки внимания. Ляпни что-нибудь милое про ее внешний вид. Притащи букетик ромашек. Песенку посвяти.
Гробнар серьезно закивал.
- А вы сами пробовали так поступать, сэр Бишоп?
Следопыт рассмеялся.
- Я? Да никогда. Я сразу вел их в постель. Но мне интересно, сработает ли вся эта романтическая хрень на тебе и твоей даме сердца.
Гробнар немного поколебался, словно силился понять, шутит он или нет, после чего лучезарно улыбнулся, хлопнул Бишопа по локтю (докуда дотянулся), и вприпрыжку бросился из крепости.
- Дурак, - бросил ему вслед следопыт.
***
Гробнар весь вечер просидел в таверне, дожидаясь Джой. Ее не было. Бард нервно мял в руках увядающий цветок маргаритки, болтал ногами, не доставая ими до пола, и разглядывал лица посетителей. Все — знакомые. В углу — мастер Виддл, архитектор. Рядом с ним — седовласый Алданон, потягивающий свой травяной чай. Нишка сидела рядом с Келгаром и рассматривала новые сапожки, облегающие худенькие длинные ноги. Сам Келгар уже явно набрался, и теперь спорил с Сэлом на повышенных тонах.
Гробнар ждал.
Джой все не появлялась.
За час до рассвета все стали расходиться по комнатам. Пришли несшие ночную вахту солдаты, их сменили свежие. Работники ушли в свои домики за стенами. Несколько молодых крестьянок в цветастых юбках поспешили следом.
- Кого-то ждешь? - осведомился отчаянно зевающий Сэл. - А то я спать собираюсь.
- Жду Джой. Она ведь придет? Всегда приходила.
- А она за стену гулять ушла, - пожал плечами трактирщик, вытирая стойку, расцвеченную винными пятнами. - Рассвет встречает.
Гробнар спрыгнул со стула, расплывшись в улыбке.
- Спасибо!
Он встретил танцовщицу за стеной, на поле недалеко от ворот. Она танцевала, раскинув руки в стороны, и ветер раздувал полы ее платья. Волосы растрепались, глаза были закрыты.
Небо на востоке слабо заалело, над горизонтом показался оранжево-красный краешек солнца. Потянуло прохладным ветром. Он пах вереском и лавандой.
- Что вы делаете?
Джой обернулась. Рассветное солнце позолотило ее голову, расцвечивая волосы в огненно-золотой цвет. На щеках пылал румянец.
- Встречаю новый день! - рассмеявшись, пропела она и вскинула тонкие руки. И снова пустилась в пляс. Под ее босыми ногами приминалась густая, подернутая утренней росой трава.
Никогда Гробнар не видел ничего прекраснее.
***
С появлением Джой Гробнар перестал грустить по Шандре. Нет, он не забывал ее — никогда не забываешь погибших друзей, которые были для тебя целым миром. Просто она отдалилась, и воспоминания о ней не причиняли сердцу Гробнара такой боли, как раньше.
Теперь его снова любили. И он любил в ответ, отдавал свое тепло другому человеку. В этом было его счастье, простое и земное.
Каждое утро Джой выводила его из крепости и водила к реке. Песочные замки она строить не умела, зато умела плести венки из васильков и одуванчиков, желтых, как солнышко. Васильки она нахлобучивала на голову Гробнара, одуванчики — осторожно опускала на свои волосы, словно корону. «Корона из маленьких лучиков солнца», - так называл это Гробнар. Пальцы у Джой были желтыми от пыльцы цветков, и пахли они травами и землей.
Они уходили к крестьянским угодьям, и их всегда встречали радостно — барда и танцовщицу. Иногда они развлекали детвору и женщин, а взамен их угощали густым, темным пивом и сладостями. Джой очень любила крестьянское тыквенное варенье с кусочками лимонов, сладкое, как грех. Она заедала его грецкими орехами, и губы у нее были липкими от сиропа.
Это было время, когда Гробнар нашел себе друга, с которым ему было легко, которого он искренне любил и видел в нем бога.
Если бы кто-нибудь сказал, что Гробнар был влюблен в Джой, он бы рассмеялся. Невозможно любить человека, как любит мужчина женщину, если этот человек — весь мир для другого. Скорее, это было похоже на любовь к музыке, к стихам, к книгам — к тому, что совершенно во все времена. К тому, что нельзя потрогать и присвоить — но можно увидеть, услышать и запомнить.
Джой говорила о Гробнаре - «Он — солнечный».
Гробнар говорил о Джой - «Она — совершенна».
|
Мы Вконтакте
