Секунды

SofiaSain
https://ficbook.net/authors/54648

Вдох, другой – уже с трудом. Третий… был последним. Что ж… моя смерть оказалась легче, чем я представлял. Лусканские палачи не хотели убивать. Но перестарались с добыванием информации. Я не железный, кто бы что ни думал. Предел есть даже такой стойкости, которая поддерживается моим господином.
«Великий Тир, прости мне прегрешения мои, прости колебания, сомнения. Прости за зло и за…»

План Фугу. Серая пустота. Тянет… что-то… Нет радости, нет ужаса. Ничего нет. Ни-че-го. Надо звать:
- Тир! Праведный, беспристрастный, покалеченный. Твой паладин готов вступить в твои чертоги. Забери мою душу и суди меня. Тир. Праведный, беспристрастный, покалеченный. Твой паладин готов вступить в твои чертоги. Забери мою душу и суди меня. Тир. Праведный…
- Прекрати!
Голос, хриплый, замученный, слабый, но такой знакомый – раздался за спиной. Я резко повернулся. Этому меня не учили. На плане Фугу души не видят других, только призывают своего бога и отправляются в его царство, либо в Город Правосудия, если остаются невостребованными. Почему я вижу ее? И… что с ней?
Она выглядела… почти как при жизни. Но по-другому. Я даже осмелился усомниться на мгновение – а мертва ли она? Кожа абсолютно утратила цвет. Сильно шелушилась, как обезвоженная. Глаза тускло блестели. Так выглядят заболевшие люди. Доспех на ней казался заношенным, пришедшим в негодность. Оружие – лишь ржавая железка в руках. И доспех был порван на груди, обнажая кожу. А по белой, обесцвеченной коже, ровно от солнечного сплетения шли черные линии. Они выглядели так, будто оплетали ее изнутри, и начинали выползать наружу, все более охватывая ее организм. Сравнение, что пришло мне в голову – как чума. Но чумные пятна – цельные, именно пятна. А это… паутина черной болезни, исходящая изнутри.
Она слегка улыбнулась, наблюдая за моей реакцией. Замерцала, как призрак. У меня возникло чувство, что она сейчас исчезнет. Или что ее душу начнет тянуть к Городу Правосудия. Сейчас, после смерти это не было важным. Но все же – неожиданный подарок. Пара секунд. Секунда взглядов. Секунды на вопросы. Она, кажется, не хотела говорить ничего, кроме этого «Прекрати!». Да, в этом они с Бишопом были солидарны – безверующие, не понимающие всего ужаса того уничтожения, что выбрали для себя. Их всегда раздражали молитвы. Я нарушил молчание:
- Что ты здесь делаешь?
Она медленно повернулась к Городу, будто разглядывая его. Его, конечно, не было видно отсюда. Она презрительно скривилась и потерла это темное место на своей коже:
- Стою между жизнью и смертью, Касавир. Все это время. Как ты думаешь, я действительно заслужила проклятье?
- Проклятье?
- Проклята… проклята…
Что бы я ни делал, что бы ни говорил, она замкнулась в себе. Только и шептала это «проклята» пустым и, в то же время, отчаянным голосом.
Здесь я не мог помочь ничем. Я попытался уйти, чтобы звать Тира, как диктовал мне долг. Я должен был встать в ряды его армии. Она следовала за мной, как привязанная. Неожиданно она замолчала и оторвала взгляд от серой земли. Поглядела в небо. Ее губы плаксиво дрогнули. Но потом, она улыбнулась сквозь слезы:
- За тобой идут. Касавир…
Я заставил себя посмотреть в ее глаза. Я игнорировал ее все это время. Все эти секунды или минуты… Время здесь текло по-другому. Я игнорировал ее, потому что… мне было страшно. И что бы я ни делал, я не мог укрепить свой дух. Не мог смотреть на нее. Но теперь посмотрел.
Там, где раньше искрился свет, и билась жизнь... Теперь ее синие глаза превратились в два бездушных, пустых осколка. Безжизненные драгоценные камешки. Когда-то любимые. Что-то, что раньше было жалостью и любовью – кольнуло душу. Я протянул руку, желая хотя бы прикосновением утешить эту замученную, чужую душу, которую я не узнавал и боялся. Она не дала прикоснуться. Отошла и прошелестела:
- Иногда… вспоминай… обо мне.
Растаяла таким же серым дымом, что стелился над землей. Я удивленно моргнул. А потом радость заполнила каждый уголок моей души. Что-то родное. Теплое. То, к чему стремился всю жизнь. Свет. Тир принял меня.

Я открыла глаза. Ганн, казалось, мгновенно почувствовал мое пробуждение. Его взгляд скользнул от костра к моему лицу. Он тихо произнес своим удивительным голосом:
- Захара?
Я не могла ему ответить. Разве объяснишь? Это проклятье заставляет меня переосмысливать ценности. Постоянные посещения плана Фугу просто не оставляют другого выхода. Сколько раз я умираю, и сколько раз возвращаюсь в этот мир. Каждый раз, когда голод на пределе, моя душа… точнее, та душа, что находится в моем теле, чьей бы она ни была – становится очень неустойчивой. Я оказываюсь на плане Фугу. Вижу умерших людей. Вижу, как их забирают боги. Вижу, как некоторые идут в Город Правосудия. Ганн всегда возвращает меня сюда. Он как-то чувствует, что мой дух ускользает из тела. Это всегда происходит, когда я сплю или падаю в обморок. Он хватает его и привязывает обратно к жизни. Он не понимает…
- Тебе нужно питаться, Зах. Ты должна.
- Ганн, помолчи!
Он удивленно уставился на меня. На дне глаз мелькнула обида. Как же сказать ему?
- Я снова была на плане Фугу. И видела душу мужчины, который очень много значил для меня. Его душу забрал Тир. Он мертв.
Ганн просто отвернулся. После некоторого молчания снова раздался его тихий, такой волшебный голос:
- Когда сможешь заставить себя пошевелиться – иди на запад. Там три духа, которые еще не почуяли твоего присутствия. Их должно хватить недели на две.
Он замолчал, спокойно перебирая сильными пальцами полупрозрачные бусины своих четок. Я заставила себя подняться и пойти на запад. Голод был уже настолько силен, что гнал на план Фугу. Мои мужчины. Каждого из них я про себя называла своим. Мои друзья мертвы. Мой предавший, родной, несчастный друг. Мы будем кормить стену вместе. Мой светлый, добрый, надежный друг. Он будет вспоминать. Хоть иногда, но будет. Третий жив еще. И с ним я еще поживу. Еще буду жить.