У Ирви в душе хищное Проклятие, а в глазах — сосущая пустота, которая затягивает прямиком в бездну, обволакивая все тело тьмой и затаскивая поглубже в самые отвратительные кошмары.
Ганн бывал в них, Дремлющий Шабаш был в них — Ирви думает, что ее сны, мысли и чувства больше похожи на проходной двор, а не на то, что должно принадлежать только одному хозяину. Когда-то ее это донельзя злило, а теперь…
У Ирви теперь в душе скалит зубы алчное Проклятие, а в глазах застыла ледяная вечность — о том, что это такое, знают, наверное, только обреченные Неверующие, стонущие в неумолимой и беспощадной Стене, разлагающиеся на ошметки себя, погибающие самой ужасной из всех возможных смертей. Ирви не нужно рассказывать обо всем этом: ее собственная душа лежит в Стене и втягивает в себя ненасытную пустоту творения Миркула.
В ее руках, которые, кажется, вобрали в себя ветра плана Фугу, уже давно не тает лед — только пальцы синеют. Каэлин стряхивает снег с ее ладоней, гладит их, словно ребенку, и бормочет молитвы Илматеру, от которых боль немного утихает. Голубка тепло улыбается, заправляет волосы Ирви за уши и уходит вперед; она остается растерянно смотреть вслед жрице, любоваться переливами солнца на белоснежных крыльях.
У Ирви в душе бескрайняя пустота, которая стремится чем-то себя заполнить, взять, отобрать, вцепиться зубами, не отпуская никогда. У Каэлин есть свет, у Ганна хитрость, у Сафии ум, у Окку сила — и пустота жадно глотает все это, одно за другим, рыча от невозможности насытиться и воя от безумной тоски, когда глубоко запрятанные воспоминания все-таки пробуждаются, когда уголок души, который еще не охватила пустота, стремится прочь из Рашемена, хочет сбежать в Невервинтер.
У Ирви в глазах вечность, хоть она и не бессмертна: обычный человек, пусть и с примесью эльфийской крови — но Проклятие, все следы которого еще не стерты из ее души, многое видело и даже что-то помнит, и потому двадцатипятилетняя Ирви чувствует себя так, словно за ее плечами множество веков. Но за ее спиной только крики убитых ею, предсмертные хрипы, ужас в зеркальных глазах Каэлин, растерянность, искажающая черты лица Ганна, сосредоточенность Сафии, которая пыталась драться, вой умирающего Окку, разлетевшегося тысячей разноцветных горячих огней, которые Ирви ловила в сложенные чашей ладони, не обращая внимания на ожоги.
У Ирви в глазах ледяная бездна и огромная, словно море, тоска, которую — она верит — излечит прибой в родном Невервинтере. Она идет, почти падая, упрямо веря в невозможное, забывая, что теперь она сама — бездна.
|
Мы Вконтакте
