Крик

 

by WildGrape
https://ficbook.net/authors/101497

…Пожалуйста…

Он бежал.

Мир перед глазами был белым, словно взрыв ослепил его, выжег глаза до последний капли, до самого черепа, точно так же, как и долину внизу, прокатившись по деревне, сметая всё и всех на своём пути, не различая ни демонов, ни людей. Палёный воздух наполнял лёгкие при каждом вздохе, такой горячий, что готов был спалить всю грудь изнутри. Из-под ног взлетала пыль, едкая, сухая и безвкусная, как пепел.

Или это и был пепел?

Ему было плевать, он вбежал прямо в дым, огонь и прах, будто в сами Круги Ада. Зола набивалась в глаза, отчего каждое моргание давалось с трудом, веки падали и поднимались с болью, раздирая и без того слезящиеся глаза. Он безжалостно шаркнул по ним тыльной стороной ладони, закашлялся, сплёвывая всю грязь, что собралась во рту и глотке.

Не помогло.

…Пожалуйста…

Все звуки были далеко, словно бы и не здесь, крики и вопли порождений Абисса, оставленных без призванной их силы. Они бились, падали, скручивались в бесформенные остовы, растворяясь и тая в воздухе, когда их План тащил обратно их останки. Он игнорировал их, лишь стремительные шаги хрустели по ошпаренной земле, лишь взгляд метался из стороны в сторону, от одного извивающегося тела к другому, отбрасывая их все в поисках одного, невысокой тонкой фигурки, что он видел лишь мельком – прежде чем сила взрыва смела её.

…Пожалуйста…

Единственное слово пульсировало в мозгу, в унисон с бьющейся в висках кровью. Слово, которое он повторял и повторял с того самого мгновения, как не нашёл её возле себя, не увидел среди прочих жителей деревни.

…Пожалуйста…

Не видя, он споткнулся об одно из тел, но устоял и развернулся так резко, что чёрные пятна поплыли перед глазами, пепельные бабочки обморока. Он яростно сморгнул их, глядя вниз одновременно с облегчением и ужасом, понимая, узнавая, что споткнулся об неё – но тут же прогнал все чувства, от которых сейчас не было толку, падая на колени. Бросив никчёмный лук, он сорвал обе перчатки, вызывая все те жалкие ошмётки божественной магии, на какие он был способен, в то время как глаза ползали по её содрогающемуся телу, отыскивая раны, которые он намеревался вылечить.

- Не двигайся, - сказал – нет, приказал – он, и звук его голоса перехватил её плавающий мутный взгляд, приковал к его лицу, словно лишь сейчас она обнаружила его присутствие.

Она попыталась закричать, но с губ сорвался лишь тихий хрип. Её пальцы дрожали на рукоятке меча, золотые волосы тлели как сухая трава, от одежды валил дым. Он с облегчением увидел, что её ожоги были совсем не так страшны, как могли бы быть. Но облегчение быстро пропало, потому что она дрожала, содрогалась, будто лежала на иглах, и ему потребовалось несколько – проклятых – секунд, чтобы понять, в чём дело.

Кольчуга.

Чёртова кольчуга, которую она второпях надела прямо поверх сорочки, теперь раскалённая и почти расплавленная, жгла её тело, пригорая к плоти, как в горниле кузницы под ударами молота. Он ухватился за её ворот, не замечая боли в ладонях, стараясь разорвать, освободить. Бесполезно. Но от рывка она наконец закричала, высокий пронзительный вопль продрался сквозь горло, вонзился в его уши, в его голову, в саму его душу – чтобы преследовать во снах, будить в мёртвой глубине ночи долгие-долгие годы. С яростью отчаяния он раздирал сварившиеся кольца и заклёпки, липнущие к его рукам, отстающие вместе с кожей. Это было неважно. Важны были лишь её светлые глаза, огромные, наполненные мукой, рядом с которой его собственная боль превращалась в ничто.

Кольчуга наконец лопнула, и он отбросил её прочь, разрывая сорочку, позволяя ей дышать. Она больше не кричала, даже не двигалась, лишь слегка вздрагивала, когда его руки касались ожогов, покрытых кусками ткани и её собственной кожи. По щекам её потекли слёзы, медленно, так же медленно, как кровь, что выступила на его спалённых руках.

- …Холодно, - слова давались ей с трудом, выходили слабыми толчками, ей не хватало воздуха. - …Так холодно, родной…

…Пожалуйста…

- Всё будет хорошо, - собственный голос показался ему чужим – ровный и спокойный, кромка льда на творящемся внутри безумии. Он позволил своим мукам хлынуть по телу, по венам, превращая их в холод заклинания. Она попыталась сказать что-то ещё, но все звуки слились в один протяжный стон, оборвавшийся очередным приступом судорожного дыхания. Он опустил ладони на её грудь, посылая магию в неё – и стиснул зубы, чтобы не завыть от ощущения, как заклинание растворяется, беспомощного тонет в глубине её слишком тяжёлых ран. Её глаза скользили по небу, из стороны в сторону, пока не впились вновь в его лицо, суженные от боли и усталости, дрожащие губы разомкнулись. Почти невольно, он склонился ниже, ловя её шёпот, эти раздирающие сердце попытки слов.

- Эсме, - слетело с обгоревших губ. – Девочка.

- Они в порядке, - солгал он. Он не знал, где они и что с ними, и он не мог разорвать себя надвое, чтобы идти и искать. Как не мог сказать этим угасающим измученным глазам правду.

И не пришлось. Она качнула головой, медленно, глаза по-прежнему на его глазах, и он готов был умолять, чтобы она отвела их – на секунду, на одно биение сердца, чтобы дать ему сконцентрироваться, вылечить её, спасти её.

…Пожалуйста…

Глаза вдруг распахнулись шире, она дёрнулась вверх, к нему, ближе, губы двигаются, пытаются протолкнуть ещё слова – он схватил её за плечи, чтобы усадить, удержать – но прежде чем смог, её тело тряхнуло в последней конвульсии, и она упала обратно на землю, безвольная и мягкая, а голова перекатилась на сторону, отрывая пустой невидящий взгляд от его лица.

…………

Он не шелохнулся, глядя на её лицо

…дыши…

отыскивая малейшее подтверждение, что это не так,

…дыши…

словно со стороны наблюдая, как его собственная ладонь

…дыши!

потянулась к её глазам,

…дыши!!!

опуская веки, всё ещё теплые и страшно податливые под его пальцами.

ДЫШИ!!!

И он вдохнул, втянул в себя целую грудь колючего горького воздуха, так много, что едва не лопнули лёгкие. И вновь провёл рукой по глазам, горящим и влажным. И дым был тут уже не при чём.

- …Дэйган? – услышал он натянутый мужской голос позади, за ним шорох шагов, которые замерли, оставляя лишь тяжёлое сбитое дыхание. – О чёрт… Шэйла, она…?

- Мертва, – Мертва – и, сказанное, это стало правдой. Пощёчиной правды. Сделав ещё один вдох, он поднялся, оставив какую-то часть себя там, на земле, лежать рядом с ней, кричать, хватать её медленно остывающее тело, прижимать к нему, выцарапывать её оттуда, куда она ушла, сюда, к нему, назад… - Да, она мертва.

- Боги…

Он повернул голову, встречаясь взглядом с другой парой глаз, глаз так похожих на его собственные, глаз кого-то, кого он знал - но не мог вспомнить, не мог отыскать воспоминание в непроглядном белом тумане, в который превратился разум.

Кто ты? – почти спросил он, но потом всё же вспомнил. Дункан. Дункан, его сводный брат, с глазами шарящими по его лицу, словно спрашивая, умоляя о чём-то…

- А Эсмерель? – голос Дункана больше походил на скрип, будто он уже знал. Может, он и знал.

Дэйган отвёл взор от лица брата, устало волоча глаза по остаткам деревни – и почувствовал, как грудь наполняет холод от того, какими неподвижными они были.

Словно весь мир умер вместе с ней.

Первый шаг был самым трудным – шаг прочь от неё, шаг, который означал оставить её – и ноги медленно набрали скорость, унося его глубже в пепелище. Ещё одно лечебное заклинание, неиспользованное и бесполезное, щекотало кончики пальцев. Зловонный ветер бил его, бил сквозьнего, завывая в провалах и закутках дыры внутри него. Проползло мгновение, и Дункан последовал за ним, оглядываясь по сторонам, быстро и внимательно – совсем как делал он сам до…

…до…

Он напомнил себе дышать.

Сгоревшая трава кончилась, обнажая землю, мёртвую лысую заплатку в форме огромной уродливой звезды, чёрной и жжёной, похожей на клеймо. На секунду глаз его поймал что-то, какой-то блеск, серый посреди черноты, и он остановился, неожиданно сбитый с толку неуместностью этого блеска посреди холодной пустой смерти. Но прежде чем он смог подойти ближе, рассмотреть, Дункан протолкнулся мимо него, быстро, грубо – и он оглянулся вновь, наблюдая за тем, как брат падает на колени, хватает одно из тел, переворачивает, трясёт…

- Иди сюда! – зарычал Дункан, голос почти командный, чего юный полуэльф никогда себе не позволял в отношении него – но здесь и сейчас Дэйгану было на это плевать. Он услышал отчаяние за злостью – и в собственном холодном полумёртвом разуме понял, что не так уж его присутствие необходимо. Что лечебное заклинение останется неиспользованным. Некого было лечить. Некого спасать. Больше некого.

Всё же он подошёл, хотя бы из уважения и родства, глядя вниз на женское тело в руках Дункана, бледное пятно безжизненного лица у его плеча, тёмные волосы, налипшие на кровь и грязь на щеках. Было и другое лицо, маленькое, искаженное болью, тоже заляпанное кровью, которая не могла скрыть синюшного оттенка, когда объятия матери последней судорогой боли свело в смертельную хватку, удушая того самого ребёнка, что она хотела спасти ценой собственной жизни.

Жизней их обеих.

Ирония.

…Дыши…

…Да…

- …Они…? – Дункан жадно сглотнул воздух, пытаясь успокоиться. Он был сильным юнцом, Дэйган знал, всегда был и всегда будет.

- Да.

- …Почему? Это… - он не закончил, скрипнул зубами, и Дэйган наблюдал, отстранённый, не здесь, как его брат мягко ухватился за руки Эсмерель, аккуратно (как будто это имело значение) разжимая их, чтобы высвободить ребёнка, задушенного ребёнка, убитого дважды ребёнка, и, боги, он хотел закричать. Просто запрокинуть голову и вопить на небо, пока не взорвётся грудь, не лопнут связки. Но не закричал. Никогда не кричал.

- Дэйган…? Я… - голос Дункана изменился, стал торопливее, как и движения – он больше не разжимал руки Эсмерель, он выкручивал их. – Мне кажется, она…

И тут пришёл крик. Звук, на который, казалось, были не способны такие крохотные лёгкие, вопль, жадный до воздуха, до жизни, крик не боли, нет – крик чистейшей злости на боль, на холод, бессловесный, бессмысленный, но такой чёткий, такой сильный, что на секунду пригвоздил его к месту.

- Она жива!

Как будто это вопль нуждался в подтверждении.

И его руки уже были на ней, закрывая рану в груди, с кровью бьющей так сильно, что она ударяла по пальцам, сочилась сквозь них – но он не позволил, не в этот раз, перенаправляя всё, что мог, в заклинание, его холод из собственной плоти в её, наполняя сосуд маленького тельца. Заклинания едва хватило на неё. Едва.

Поток иссяк – и крови, и магии – и Дэйган отстранился, садясь, падая, оставляя Дункана качать вопящего ребёнка, рыдать от облечения, и наконец-то запрокинул голову, глядя на ночное небо.

Выпитый до капли.

Пустой.

 

***

Они возвращались. По одному, и парами, и маленькими семейными стадами, и дружескими стайками… Каждый из них – к тому, что осталось от их домов. Так же сделал и он, сидя на обгоревшем крыльце, куда она никогда больше не взойдёт, локти на коленях, ладони безвольно свисают к земле, наблюдая за их возвращением из болот. Их было так много, вдруг осознал он, так много – что единственные две смерти казались ещё более неприемлемыми. Девочка молчала, завёрнутая в какое-то грязное одеяло, уложенная в драную плетёную корзину, что отыскал Дункан. Кровопотеря была огромной, отчего она плавала на границе сознания и беспамятства – но зато наконец-то молчала.

Он бы поблагодарил богов. Но ему не хотелось.

Некоторые люди смотрели на него, неподвижного, покрытого кровью, но быстро отводили глаза. Кто-то смотрел дольше, кто-то даже останавливался. Он заметил серые печальные глаза Ретты, её первенца Лорна с пустым потерянным взглядом – достаточно взрослый, чтобы понять произошедшее, но недостаточно взрослый, чтобы справиться. Дэйган не поднялся на встречу ни одному из них, оставив и это Дункану, у которого откуда-то ещё были силы помогать, что-то делать – или же просто слишком много страха и боли, которые не давали остановиться.

Но они возвращались. Из болот, куда он их увёл, из потайных мест, что он им показал…

На секунду, на одно биение сердца, но он пожалел, что это сделал.

Поэтому он отвел взгляд, не в состоянии смотреть на них без ненависти к ним, и уставился на маленькое бледное грязное личико. Сонные измученные глаза посмотрели на него в ответ из-под полуопущенных век. Его собственные веки опустились, потом поднялись, медленно, тяжело, и он втянул в себя очередной вдох, закрывая глаза ладонью, протаскивая пальцы по ресницам, выжимая из-под них редкие капли оставшейся влаги, сгоняя их все к переносице – где и смахнул их, без следа, притворившись, что их и не было.

- Всё нормально, девочка, - тихо сказал он ребёнку. – Нормально.

Она не ответила, полностью закрывая глаза, и наконец-то провалилась в сон…