Он провел пару часов за чтением книги, устроившись в кресле у камина. Меч он держал на коленях.
Часы этажом ниже отбили три удара после полуночи.
Им бы так и завладела дремота, если бы не кошачье шипение, согнавшее сонливость лучше горсти снега в лицо.
Арчи, обычно спавший у него в ногах, как камень или мешок с картошкой, стоял напротив двери в спальню Нишки. Он вздыбил шерсть и прижал уши к голове, став раза в два больше своего обычного размера. Кот утробно мяукал, словно собирался напасть на невидимого противника.
- Арчи? Ты чег..?
Касавир поперхнулся на полуслове, чувствуя совсем рядом присутствие дьявола.
Оно расползалось, как запах. Кровь и пепел, омерзительное касание его разума беспорядочной похотью и насилием. Во сне бы, спи он крепко, это обернулось просто кошмаром, забытым под утро, но он не спал.
Он выхватил из ножен лежавший на коленях меч, и кинулся в комнату девочки.
Она проснулась, когда кошка рядом с ней зашипела.
- Селун? – Нишка сонно протянула руку, пытаясь успокоить кошку и притянуть ее к себе. Спалось, когда та урчала и согревала бок, просто чудесно.
«Здравствуй, моя сладкая. Ты просила о помощи. Я пришла».
Ей было ужасно уютно в этих одеялах, и не менее ужасно хотелось спать. Нишка перевернулась на другой бок, насупившись. Опять этот голос!
«Что-то поздно. Мне уже не нужно».
Ответом ей был смех, от которого она мигом проснулась.
Все бы ничего, но смех звучал не в ее голове, а в комнате, и когда она подняла голову - в углу горели два алых огонька.
«Ты звала – и я пришла. А в качестве платы я хочу крови. Твоей, милая. Ты же обещала мне все, что я захочу».
Селун зашипела еще громче, оскалив пасть. А Нишка закричала.
Он ворвался в комнату, не задумываясь, насколько глупо выглядит: полусонный, с мечом в одном руке и со светильником в другой.
Эриния возле постели девочки оскалилась и зажмурилась от яркого света, встопорщив окровавленные крылья. Тифлинг была белой, как мел, глядя на обсидианово-черный клинок, который почти касался ее горла.
- Отойди от ребенка, сука!
Он швырнул тяжелый светильник, выбивая из руки дьяволицы меч, а затем просто оттолкнул ее.
Драки не случилось, потому что времени на танцы не было – дьявол оказалась безоружна, а он вооружен и действовал инстинктивно. Меч проткнул ее насквозь. Эриния орала от боли и злобы, кровь пузырилась на черных губах, черные когти расцарапали ему оба плеча и потянулись к горлу.
- Ты должен был спать, ублюдок! Она должна была убить тебя!
Нишка съежилась в углу постели, глядя на то, как мужчина сцепился с тем-что-пришло-из-темноты. Это была женщина. Ее окровавленные крылья били паладина по лицу, и она шипела, как змея.
Она зажмурилась и спрятала голову, когда эриния посмотрела прямо ей в глаза. Белки были алыми, как кровь, будто у больного человека, и полны такой ярости, какой она не видела никогда в жизни. Она чувствовала, что эта тварь хотела убить ее так сильно, что эта ненависть касалась ее, как удары плетей. Это было так больно, как будто каждая клеточка ее тела наполнилась чем-то чужим, как будто она рассыпалась на части.
Нишка вздрогнула от ее голоса всем телом и зажмурилась до слез. Тот был не сладким. Тот был хриплым и визгливым от боли. Эриния задыхалась.
- Твой папочка серьезно ошибся… отродье. Великая Хезебель уничтожит его! Мы доберемся до вашей крови!
Она слышала дикий, сверлящий уши визг, треск огня и дерева, словно кто-то свалил по меньшей мере шкаф, шипение и шуршание, почувствовала запах серы и влажных перьев.
Когда наступила тишина, ей почему-то захотелось плакать. Это все было слишком быстро, слишком страшно, слишком непривычно.
Нишка шмыгнула носом и ощутила, как в ее руку ткнулось что-то холодное и влажное. Девочка дернулась, но обнаружила на своей постели лишь двух внимательно изучающих ее кошек.
- Ты цела? – Касавир сел рядом с ней.
Девочка посмотрела на него, озабоченного ее страхом и состоянием сильнее, чем собственными царапинами. На Арчи и Селун – синеглазых, настороженных. На черный пепел, испачкавший одеяло: все, что осталось от клинка, ледяное прикосновение к своей шее она запомнит на всю жизнь. На пятно крови на полу и вмятину на створке шкафа. На разбитый магический светильник, который она до сих пор держала в руках. Тот освещал уютную комнату мягким перламутровым светом и немного обжигал глаза своей близкой яркостью.
Ей очень хотелось ответить, что было только страшно, но вместо этого она почему-то расплакалась навзрыд, как маленький ребенок – от боли, от ужаса, от обиды, от полного непонимания происходящего. И уткнулась в заляпанную кровью рубашку паладина.
Утром она проснулась только из-за того, что в окно било солнце.
Ей было хорошо. Постель была теплой, и с двух сторон возле нее устроились коты. В столбе света танцевали пылинки. С крыши за окном упал снег, блестя россыпью радужных алмазов.
Нишка натянула одеяло почти до носа, наслаждаясь (наверняка) коротким периодом хорошей жизни - и зажмурилась. Нос пощекотал запах еды, тянущийся снизу.
События ночи почти забылись, если не считать треснувшего шкафа. Пятно крови Касавир убрал еще ночью, а одеяло вытряхнул на улицу.
Она уселась на кровати, почесывая в затылке и у рожек, перетерпела утренний приступ кашля – и спросила себя, как могло так получиться, что она действительно поверила, будто этот паладин может причинить ей вред. Натянув одежду – в этот раз она спала только в длинной рубахе, достававшей ей почти до пят – она отправилась вниз в сопровождении котов.
Дом казался ей большим, тихим и очень светлым. Комнату внизу заливал солнечный свет так ярко, что она зажмурилась. На кухне раздавались шаги, мяуканье и тихий звон переставляемой посуды.
Что-то внутри нее успокоилось при виде всего этого, и ей было так хорошо и уютно, как никогда в жизни.
Завтрак, несмотря на мерзкое лекарство, к которому добавилось полоскание горла какой-то резко пахнущей медом штуковиной, после голодных улиц казался ей каким-то пиршеством. Хотя умом она понимала, что даже в приюте их кормили намного лучше. Но чай и кашу с вареньем она проглотила так быстро, что сама удивлялась.
Ей показалось, что сам паладин не притронулся к последнему, как будто достал его только для нее - подсластить пресную еду.
На кухне было тепло и солнечно. Арчи и Селун вились у ног, лакали воду из мисок, и выпрашивали добавку к собственному завтраку. Она бы даже подумала, что в городе царит мир, а не эпидемия и разруха, если бы на горизонте не виднелся черный столб дыма, поднимавшийся от рвов, где сжигали мертвых.
Касавир отвлек ее вопросом, которого она не ожидала.
- Ты ведь не веришь в богов?
Он пил чай и спрашивал об этом, как о чем-то самом собой разумеющимся, но это почему-то рассердило ее. Нишка только фыркнула и облизала ложку.
- Я же демон. Они все ненавидят демонов. И вообще их нет.
Паладин вместо ответа покачал головой и отставил кружку.
- Они есть и присматривают за всеми нами. Ты просто еще не нашла своего бога. Или богиню.
Она не хотела говорить с ним о богах. Что он вообще понимал во всем этом? Эти церковники вечно верили в своих Тормов и Хелмов, и никто из них им не помогал! И в самый важный момент эти боги вечно их оставляли! Как будто у этого паладина кто-то умирал, чтобы он так говорил!
Она кашлянула несколько раз и сделала глоток из кружки, сердито глядя в стол.
- Я просила, чтобы они дали моему другу хотя бы смерть побыстрее. Они не дали. Их нет.
Краем глаза она почему-то заметила, что от этой фразы паладин слегка вздрогнул, как от порыва холодного ветра, но не поняла, почему. Только почему-то заговорил с ней после этого странно мягко. Она слышала это в его голосе.
- Иди одевайся. На улице холоднее, чем вчера. Я знаю, куда я тебя отведу.
Нишка была собрана через несколько минут, хотя собираться-то было – натянуть на себя все, что можно, и слегка взъерошить волосы.
Ее удивило, когда паладин опустился перед ней на колено. Так, что их лица были на одном уровне, и она даже ощущала его дыхание на кончике носа. Оно слегка горько пахло медом и мятой, и этот запах напомнил ей смесь, которую им давали в храме, когда они заболевали простудой как один. Он просто положил ладони ей на плечи, и руки казались теплыми, большими и тяжелыми. Кожа зудела от ауры, заставив ее недовольно поежиться, но вырываться она не стала.
- Послушай меня. Я сейчас отведу тебя в то место, которое может показаться тебе пугающим и непристойным. Это «Лунная Маска». Но я даю тебе слово паладина, что тебя не тронут, и ты не увидишь ничего того, что не должна видеть. У меня нет жены, которая могла бы присмотреть за тобой, прислуги тоже, а мои братья по вере заботятся в эти дни о других делах. Я знаю лишь одну женщину, которая могла бы последить за тобой, накормить и уберечь, и я доверю тебя ей, потому что верю ей как самому себе. Она значит для этого города намного больше, чем кажется. Я обещаю, что эта помощь не потребует от тебя ничего. Я буду проведывать тебя, маленькая.
- Я не маленькая, - хмуро надулась она, почесывая лоб у рожек. Но когда паладин протянул ей ладонь, то руку, закутанную в маленькую черную варежку, все же дала. Она ему верила, потому что больше было некому.
Вообще-то макушкой она доставала Касавиру едва ли до груди.
Город был все таким же неприветливым, как и вчера: солнце оказалось лишь слабой тенью ясного дня, и быстро исчезло бесследно. Звуки с запахами после уютного дома и почти суток в тепле обрушились на Нишку целой лавиной. Улицы пронизывали порывы ледяного влажного ветра, и они шли по мерзлой брусчатке с тонкой корочкой льда. Дома выглядели побитыми и заброшенными, оцепеневшими. Люди на улицах жгли костры из тел и мебели, пытаясь согреться жалким подобием тепла. Возле баррикад хмуро прохаживались солдаты. Она несколько раз крепко сжимала руку Касавира, когда видела гигантских лоснящихся крыс с алыми глазами, пробегавших между ящиков с противным писком.
Они прошли мимо двух ворот, мимо черного, искривленного дуба на центральной площади, в ветвях которого устроился жирный ворон – и, наконец-то пришли к кокетливому, изящному зданию. Над входом висела маска, которую Нишка уже видела много раз. Лицо миловидной женщины с арабесками вьющихся волос.
Она было потянулась к дверям, но Касавир ненавязчиво придержал ее за руку, уводя к заднему входу.
- Он не так заметен, - пояснил он.
Офала была совсем не такой, какой она себе ее представляла. Нишка даже рот приоткрыла, когда впервые увидела ее.
Она двигалась так плавно и казалась такой изящной, что девочка вообще не представляла себе, как такой может быть живая женщина. В ушах у хозяйки «Лунной Маски» были мерцающие и чуть-чуть звенящие серьги с синими камнями, лицо выглядело усталым, но чистым и строгим, а густо подведенные темной краской глаза казались холодными, как звезды. Она казалась доброй только когда улыбалась, а без улыбки - равнодушной, как лед.
А еще у нее были кошки. Она видела только двух, но слышала, что в «Лунной Маске» их жило аж пятеро. Один из котов – черный, как уголек – увязался за ней.
Вообще-то ее почти сразу отправили в маленькую комнату, где она должна была жить, но она не удержалась и подслушала, о чем Касавир говорил с Офалой.
Нишка бросила курточку на постель и бесшумно подкралась к двери. Ее глаза изумленно распахнулись, когда она увидела, что паладин держал женщину за талию, а Офала гладила его по щеке. Разговаривали они тихо, но у нее был по-кошачьи чуткий слух.
- …я не стал говорить ей этого. Я сейчас на похороны. Они уже вырыли могилу, и я не могу не проститься с ней.
Она приоткрыла рот от удивления и ощущения прикосновения к чему-то тайному. Вообще-то Нишка даже не думала, что паладины и жрецы по-настоящему могут печалиться по кому-то.
Офала что-то сказала ему, но в этот раз она не совсем разобрала, что, потому что женщина обняла паладина крепче и зашептала ему на ухо. Касавира с его низким тяжелым голосом было проще расслышать.
- Побереги себя. Не ходи на улицы. Меня… меня звали на этой неделе уже дважды. Вы все, кто у меня остались.
Она слегка высунула язычок и скривилась, когда взрослые поцеловались, а затем отвернулась, изучая свою комнату. Здесь было чисто. Настолько, что она ощутила себя замарашкой. Она прокашлялась и заглянула в шкаф. Тот был пустым. Затем в тумбочку возле кровати. Та тоже была почти пустой.
Вообще-то самым замечательным ей казалось узкое, будто в замке, окошко, свет из которого хорошо освещал комнату – и вставка из цветного стекла над ее постелью. Зеленые, желтые, розовые, алые и голубые осколки складывались в причудливую розу. Нишка тут же стянула сапоги и забралась на покрывало, пытаясь посмотреть на улицу то одним, то другим глазом через витраж.
Кто-то счел бы эту комнату каморкой, но ей здесь было уютно. Маленькое помещение с дверью, которую она хорошо видела с постели, почему-то внушало ей чувство безопасности. Ей здесь более чем нравилось.
А после этого был день тихой, размеренной жизни. Она радовалась происходящему, потому что сама не верила своей удаче – ее отмыли вкусно пахнущим лимонным мылом, дали смену одежды и накормили так, что она уснула после обеда. В Лунной Маске было много припасов, а двенадцатилетней девочке нужно немного.
И все-таки голову Нишки не покидала мысль, чем она обязана такой заботе. Она припрятала в складках одежды нож и теперь упражнялась с ним, пытаясь ловить и метать, а затем заняла руки нитью, пытаясь связать узелок, какой видела в ловушках.
Ковыряться в их устройстве и в замках ей всегда нравилось. Некоторые она уже могла разбирать и собирать, как игрушку, а карточные фокусы, которым обучилась на улицах, стали выглядеть в ее руках настоящим волшебством.
В конце концов, что ей еще было делать? Офала позаботилась о ней, но не больше необходимого. Она не была ни матерью, ни нянькой, и Нишке казалось, что это даже к лучшему.
Ей до сих пор виделся какой-то подвох в этом бескорыстии, но ее успокаивало то, что все слишком отличалось от привычных уличных правил – достаточно грубых, чтобы она привыкла к расплате за каждую мелочь.
Она уже почти заскучала, когда услышала в голове знакомый голосок.
«Не скучно тебе, маленькая?»
Нишка вздрогнула, оглядываясь и крепко сжимая нож в маленькой ручке. Свет падал на пол ее комнаты разноцветными пятнами, и она боялась, что сейчас увидит, как сегодня, ночью, алые глаза дьяволицы, покрытые сетью лопнувших сосудов, и саму дьяволицу. Полуголую, в стяжке из кожаных ремней, и ее мокрые крылья будут сочиться кровью.
«Даже не думай, что я тебя позову!»
«Мы придем сами, сладкая. Рано или поздно. Запомни это, маленький ублюдок!».
Она почувствовала, что дрожит, и плотно зажмурилась. Нишке больше всего хотелось, чтобы этого не возвращалось, никогда! Чтобы по ночам ее больше никогда не будили дьяволы и другие твари, чтобы никто не лез в ее голову, чтобы она жила так, как живет!
Она размяла плечи и руки, кашлянула несколько раз - и забилась в угол кровати, прижав к груди кота. Тот замурлыкал, словно чуя ее мысли, и потерся об руки.
- Они меня ни за что не получат, - сердито произнесла она. - Ни за что!
Нишка погладила шелковистую шерсть животного.
- Уж лучше я все паладину расскажу!
К ее удивлению, Касавир вечером вернулся. Ей показалось, что паладин выглядит совсем плохо после похорон, о которых он упоминал. Еще сильнее ее удивило, когда ужин они провели втроем, и Нишка поняла, что Касавир и не собирается уходить, хотя часы пробили больше десяти вечерних ударов. В довершение всего в ее комнату прошмыгнула Селун, и устроилась на постели.
"Он что, так и останется?"
Кошки и вечер говорили именно о том. Это озадачило ее. Почему он не остался у себя? Зачем принес Селун? Кто у него все-таки тогда умер?
Нишка уже успела понять, что у Офалы было много жилых комнат, размещавшихся на трех этажах «Лунной Маски», хотя видела она лишь две. Ванную – огромную и светлую, где вода в кадку наливалась сама, и были витражные окна, и полки с десятками искристо блестящих разноцветных флакончиков. А другой комнате – большой, с креслами и камином, стояла огромная раскидистая пальма около двери.
Вообще-то она подумала, что дерево – иллюзия, раз Офала была волшебницей. И так Нишка думала до тех пор, пока не оторвала длинный темно-зеленый лист от ветки и, ойкнув, поспешила спрятать его в карман, пока никто не застал ее за этим.
После ужина ей быстро наскучило играть и с запутывающей ловушкой, которую она почти сделала из одних ниток и щепок, и с ножом, и с кусочком бумажки, за которым гонялась Селун.
Ее тянуло рассказать о том, что она видела и слышала. Спросить, как она сможет избавиться от демонических голосов, и когда ей стало совсем невыносимо - Нишка пошла в большую комнату, где сидел Касавир. Офалы не было – она подумала, что женщина управлялась внизу, выслушивая капризы посетителей.
На самом деле Офалу она слегка боялась. Волшебница казалась ей очень строгой, хотя ее лекарства были не такими противными, и она не казалась злой.
Касавир улыбнулся, когда ее увидел. Нишке почему-то было неловко, что она отвлекла его от чтения, поэтому спряталась за пальмой, но, похоже, он услышал шаги и шорох веток.
- Скучаешь?
- Не-а.
Нишка забралась на диван рядом с паладином и подумала какое-то время. После ночи, когда пришла дьяволица, ей казалось, что все закончилось и голоса в ее голове больше никогда не вернутся.
- Я опять слышу этих дьяволов, - наконец, пожаловалась она ему, и бросила беглый взгляд рыжих глаз на мужчину. – Я не хочу, чтобы они вернулись.
На диван запрыгнула Селун, ткнувшись остренькой черной мордой в руку Касавира – а затем с мурлыканьем устроилась у него на коленях.
Нишка не понимала, почему он вдруг замолчал и сжал губы, словно не зная, что ответить на ее вопрос.
- Они вернутся?
Паладин покачал головой.
- Я кое-что знаю, но это… может повредить тебе, - он наконец-то посмотрел на нее. - Скажи мне, ты мечтаешь о чем-то?
Девочка вопросительно посмотрела на него, но ничего не сказала. Только похлопала рыжими глазами и поболтала свесившимися с дивана ногами, глядя в огонь. Ей казалось, что этот вопрос совсем не связан с тем, о чем они говорили.
- Я хочу сказать – думала ли ты о том, кем ты станешь, когда будешь старше.
Маленькая тифлинг пожала плечами, а потом вдруг тихо произнесла:
- Я хочу увидеть мир. Весь. Путешествовать, доставать атриф… арти… - она смутилась и умолкла.
- Артефакты?
Нишка не видела, как оживился ее взгляд от этой подсказки – она поджала ноги и уселась на диване поудобнее.
- Да! Все рассказывают, что маги любят эти штуки и много платят за них. При чем тут это?
Паладин задумчиво погладил кошку на коленях и вздохнул.
- Это хорошо, что ты все еще можешь мечтать.
Нишка поерзала. Почесала лоб. Склонила голову к плечу.
- Ну и?
- Видишь ли, дьяволы… - он прикусил губу. – Они ищут прорехи в человеческих душах, и создают себе подобных. Они чувствуют таких, как ты, и будут пытаться заполучить тебя всю твою жизнь. Но душа – это самое ценное, чем каждый из нас обладает в этом и в других мирах.
Девочка недовольно нахмурилась, пытаясь уловить смысл слов. Паладин вздохнул и слегка нервно сжал руки. Отсветы потрескивающего огня делали его и без того жесткое лицо еще более задумчивым и суровым.
- Каждому из нас чего-то недостает. Богатства. Любви. Славы. Дьяволы или демоны… неважно – они ищут это, и из желаний появляются чудовища, и вскоре они пожирают твою душу. И когда ты поддашься их уговорам – они не утащат тебя в ад, под тобою не разверзнется земля, но ты будешь их игрушкой, обреченной на муки, которая никогда не сможет найти того, чего ищет.
Нишка надулась, сложив руки на груди.
- Ага, то есть они меня утащат, и я ничего не сделаю, да?
Касавир нетерпеливо покачал головой и провел рукой по волосам, слегка взъерошивая их.
- Защита от них – это твой собственный разум и мечты. Или вера. Каждый из нас заполняет пустоту внутри себя. Кто-то любовью, кто-то дорогой. Кто-то защитой других. Ты никогда не будешь человеком моей веры, но если ты найдешь покровителя себе – он защитит тебя в посмертии от охотников за душами.
Она встряхнула головой, как будто просыпаясь ото сна, и недоуменно посмотрела на Касавира. Изогнутые рожки и медные волосы, лежащие густой непослушной копной - блеснули в свете огня.
Человек.
Она была готова поспорить, что паладин просто оговорился, что он ошибся или забылся, пытаясь объяснить ей то, что хотел, но...
- Но я же тифлинг. Полудемон.
Касавир отмахнулся от ее слов, как будто она и не была таковой.
- Здесь это неважно. Мечты и надежды есть у всех, и разрушить их хотят одинаково.
Она не знала, что и думать. Ее все время звали проклятой, грязной… как угодно, но только не человеком! Не тем, кто заслуживает хоть чего-то. Девочка поднялась на колени и растрепала волосы.
- Так при чем здесь мои мечты? Все равно этого никогда не будет! Меня прогонят отовсюду!
- Успокойся, - он протянул к ней руку, и она не шарахнулась от нее. Только подпрыгнула на диване и надулась еще сильнее прежнего. А затем привалилась к боку мужчины, позволив обнять ее за плечи. Сейчас она почему-то совсем не чувствовала ни его ауры, ни угрозы, которая должна была исходить от любого, кто был сильнее и старше.
Он слегка сжал ее плечо.
- Посмотри на меня.
Она задрала голову, глядя ему в глаза снизу вверх. В полумраке они казались синими. От его рук и дыхания по-прежнему пахло мятой, горьким медом, а от тела шел запах, напомнивший ей табак.
- Тебя не прогонят. Ты боишься не того. Мир несладкое место, но в нем есть место всему. И если ты будешь искать дорогу к тому, чего действительно хочешь – ты ее найдешь. Счастье имеет много форм.
Ей было слышно, как под слоями одежды постукивает сердце. Нишка почесала за ушами Селун и вздохнула.
- Это сло-ожно, - почти обиженно потянула она.
Она услышала, как паладин невесело усмехнулся.
- Сложно. Ты умеешь читать?
Нишка пожала плечами вместо ответа и кашлянула несколько раз.
Вообще-то в приюте ее почти научили читать. Почти. И считать тоже. Но она была плохой ученицей и очень мало помнила, запоминая больше то, что слышала – и это то и дело ее спасало.
- Не очень… но да.
Паладин убрал руку с ее плеча, отстранившись. Селун спрыгнула с его коленей.
- Если я принесу тебе книгу, в которой описывается этот мир – и даже то, что лежит за его пределами – ты сможешь понять ее?
Она кивнула.
- Это хорошо. Читай ее – и особенно, когда слышишь голос крови. Не разговаривай с другими, не думай о них, просто читай и мечтай. Как будто их нет. Ты сможешь?
И она кивнула второй раз.
- Умница, - Касавир поднялся и коснулся кончиками пальцев ее плеча. – А теперь иди спать. Тебе придется многое обдумать. Завтра я принесу тебе книгу.
Ночью он остался у Офалы. После всего, что случилось за неделю, ему было нужно сформировавшееся в ее доме смешное подобие семьи, несмотря на то, что вместо жены была все еще помнящая другого мужчину хозяйка публичного дома и шпионской сети, а вместо дочери – подобранная с улицы сирота-воровка с примесью крови демона.
Впрочем, из него тоже выходила вполне достойная пародия на почтенного отца семейства.
Женщина прижималась к нему под одеялом после секса, положив голову на плечо. Ему нравилось обнимать ее, чувствуя под руками холеную кожу, щекочущие шею густые каштановые волосы и теплую руку, чьи подушечки пальцев лениво изучали рельеф мышц на его животе и груди.
И запах – Офала пахла сладко и немного пряно. Как ягоды и корица.
Он поцеловал ее в висок.
- Я думаю, что она сможет остаться у меня даже после войны, - слегка хрипловато после спавшего возбуждения сказала женщина. – Она ловкая, Кас. Ты видел ее ловушку?
- Мм? - после близости и тяжелого дня, который включал в себя похороны и несколько усиленных обходов, к нему все ближе подбиралась расслабленная дремота.
Одеяло слегка зашуршало. Офала приподнялась на локте. Уличный свет, падавший сквозь окно, обрисовывал ее узкие плечи и силуэт упругой груди, не знавшей ребенка.
- Ты меня не слушаешь.
Он приоткрыл глаза и притянул ее к себе, почувствовав лизнувшую бок прохладу.
- Слушаю.
Ему было сложно сосредоточиться, и все же он попытался это сделать. Он накрыл ее мягкую ладонь, лежащую на груди, собственной, перебирая узкие пальцы.
- Она прирожденная плутовка. Я не видела такой гибкости и ловкости уже давно, и смогу направить их в нужное русло.
Глаза у него слипались.
- Я знаю. Поэтому и привел ее к тебе.
Женщина вздохнула и взъерошила ему волосы, а затем ненавязчиво и прохладно поцеловала в уголок рта.
- Спи уже. Знала же, что с тобой сейчас бесполезно разговаривать.
Он действительно принес ей книгу на следующий день. Это был тяжелый, казавшийся маленькой ей огромным, толстенный том, переплетенный в кожу и металл. Тяжелые застежки скрепляли книгу, и она лежала в чехле.
Нишка только глаза вытаращила, когда Касавир опустил фолиант на ее кровать.
«Да я же его подниму с трудом!»
- А это что? – она наклонила голову, разглядывая обложку. На плотной коже был вытравлен символ церкви Тира. – Не молитвенник же.
- Нет, - Касавир только усмехнулся. – Это атлас миров. Его дарят офицерам ордена за особые заслуги – или… - он почему-то запнулся. – Или получают как-то еще. У меня две таких книги.
Она почему-то подумала о том, что за одну такую книгу можно было бы купить несколько мешков лука, хлеб и мясо - даже сейчас – но от этой мысли ей из-за чего-то стало неловко.
- А откуда две? – она уселась на тумбочку возле постели, глядя на паладина.
Его ответ заставил ее приоткрыть рот от удивления еще шире, чем глаза.
- Одну я получил при вручении последнего звания. А вторую… - ей показалось, что обычно бледные щеки мужчины почему-то сейчас заливает краска. Или это был только отсвет витражного окна? Он как-то странно сцеплял и расцеплял пальцы, словно слегка нервничал. – Вторую - я стащил. Мне было чуть больше, чем тебе, и я сделал это на спор.
Он улыбнулся ей и поманил рукой.
- Слезай оттуда. Посмотришь книгу.
Нишка залезла на постель и улеглась, подперев кулачками щеки.
Когда паладин начал листать книгу, она увидела что, та заполнена не только текстом, но и цветными картинками – такими, что у нее замерло дыхание.
Их детали и яркость были такими, что ей казалось, будто драконы и воины, маги и правители сойдут сейчас с плотных страниц, почему-то пахнущих кожей и сладковатым густым ароматом специй.
Она трогала эти пыльные страницы и как будто сама была там, внутри, где ходил художник, которого никто не знал.
Она гуляла по пахнущим камнем и сыростью, залитым пурпурно-лиловым светом, пещерам, где прятались иллитиды и дроу. Она видела города под лунами, чьи строения выглядывали из-под земли, будто ленивые волки, показывающие свету серые морды из нор, и ярусы этих городов ярусы уходили в землю, будто корни деревьев. Она спускалась на узкие серые улицы, полные продажных женщин, так похожих и непохожих на нее тифлингов, ядовитого плюща и странных, устремляющихся в небо домов, вокруг которых без устали сновали не то гоблины, не то кто-то еще. Это были дабусы. Она видела женщину в железной маске со зловещим ореолом причудливых лезвий у головы.
Она разглядывала гору с тремя дворцами на трех вершинах, над которыми поднималось яркое солнце – и огненную бездну, в которой ревели и бились чудовища. Целестия и Бездна. Ее ноздри щекотал запах моря и водорослей, и цветные рыбы убегали из-под ее пальцев. Самарах и Чулта. Корабли и моря, ящерицы и лягушки, цветы размером с ее кулак и черные люди в юбках из сухой травы.
Она видела, как ледяные глыбы в десятки раз больше ее самой плыли по огромным волнам, женщин с укрытыми разноцветной тканью лицами и деревянных идолов, богов и героев, сражавших невообразимых монстров-бехолдеров. Каравеллы, летящие над снежными пиками гор, и гигантскую пустыню, над которой в густом мареве висел город, блистающий от хрусталя, золота, и лазурных, как море, изразцов.
Она даже забыла о том, что паладин сидел рядом с ней.
- Тебе интересно?
- Да!
Он улыбнулся и пожал плечами.
- Он твой. Считай это подарком. Изучай его и мечтай, о чем хочешь. Здесь рассказано почти все о тех чудесах и чудовищах, которые есть в этих мирах.
Когда Касавир ушел, она плюхнулась на кровать, и принялась изучать книгу с такой жадностью, с какой в свое время набрасывалась на еду от голода. Здесь было все. Карты, рисунки, описания и рассказы, страшные легенды и добрые сказки, хроники и имена, портреты и обычаи. Она то набрасывалась на страницы с картинками, пытаясь разглядеть каждую крохотную деталь, то принималась изучать виды демонов из Бездны, то бралась за генеалогию правителей Кормира и войны домов дроу из Андердарка – и не находила ничего, что казалось ей неинтересным.
Когда вечером дьяволы пытались достучаться до разума маленькой девочки – она их даже не услышала, забыв обо всем.
Много позже, спустя несколько лет, молодая воровка думала о том, что случилось с ней в зачумленном Невервинтере.
Она до сих пор не любила паладинов и тех, кто служил в церквях. Многие были злыми и лицемерными, и она сомневалась, что они могут зваться верующими хоть насколько-то. Благочестие – ой, да прекратите, она видела, как многие из них валялись пьяными и пялили шлюх. А потом возносили молитву Тиру за прожитый день.
В Лунной Маске пряталось много секретов.
Но книгу, которую когда-то подарил ей тот воин, Касавир, она берегла до сих пор, и атлас миров пережил и Лелдона, и насилие, и потерю всего, что у нее было, и остальное, что происходило в ее короткой невеселой жизни.
Последние пару лет Нишка все чаще звала на помощь Тимору, а однажды даже оставила подношение в ее храме, уверяя себя, что это всего лишь примета. На удачу, как слепой случай, который заставил спрятаться ее от дождя под золотыми сводами.
Из храма ее тогда не прогнали, а приветливая жрица только улыбнулась ей и подарила монетку. И вновь же – на удачу.
Она никому не доверяла и признавала то, что встреть Касавир ее сегодня – он должен был бы посадить ее за решетку. Она не прекратила воровать, и не стала лучше, чем могла. Для демона это невозможно. Но лишь сейчас она начинала понимать, что он дал ей то, чего многие тифлинги так и не узнавали, становясь расходным материалом для своих хозяев. Он научил ее обуздывать голос крови так, как этому не учил никто.
Хотя так никогда и не узнал, что даже сейчас, когда она превратилась в молодую женщину, в преуспевающую воровку, неизменно происходило одно. Если ей становилось совсем невыносимо, если по ночам к ее разуму подступали тошнотворные призраки, зовущие ее душу в Баатор, зовущие ее на войну – она по-прежнему начинала перелистывать страницы атласа, когда-то подаренного паладином маленькой девочке-тифлингу, и гладила его истрепанный переплет.
И демоны отступали.
|
Мы Вконтакте
