Где заканчиваются мечты

Arminelle
https://ficbook.net/authors/767888
 

Всю свою жизнь Шарвин мечтала написать книгу - такую книгу, чтобы ее помнили и знали все. Не вульгарный романчик. Не легкую романтически-приключенческую новелку. Шарвин хотела, чтобы эта книга была написана ее кровью, скрижалями вычерчена под ее кожей - такую книгу никто не посмеет забыть. Она была талантлива и знала об этом - и не собиралась размениваться на мелочь. 

Наверно, именно поэтому она присоединилась (или, правильнее сказать - навязалась) к хмурому молодому выпускнику Академии, только-только прослышав, чем пахнет дело. А дело пахло подвигом и большими деньгами. Шарвин считала, что такой шанс упускать нельзя. 

Его звали Бриан, и он совершенно не походил на героя. Ни внешне, ни по духу. Это потом Шарвин, кусая губы и роняя слезы, будет живописать в своих "Ночах Невервинтера" мужественного красавца без страха и упрека, красу и гордость города; но в минуту, когда она увидела за столом таверны этого грубоватого молодого человека с усталыми карими глазами и полузажившим шрамом на лбу, она подумала, что... Неважно, впрочем, что она подумала. Читателям это неинтересно. 

Им неинтересно слушать о том, как Герой Невервинтера неделю пил, вернувшись из Гнезда Нищего, где жила его семья - и лишь мягкие уговоры леди Арибет, лично навестившей его, заставили его идти дальше. 

Им неинтересно, каким градом презрительных слов посыпал Бриан действующую власть - в глаза и за глаза, за то, что они допустили такое в собственном городе и притом не были способны ничего исправить, а лишь трусливо сидели по дворцам и храмам. 

Им совершенно неинтересно читать о том, какая дикая истерика приключилась у Шарвин, когда они не успели спасти детей той лусканки и нашли лишь их обкусанные трупы; они не будут восхищаться тем, как Бриан несколько раз залепил ей пощечину, приговаривая своим тихим, сорванным голосом: "Успокойся, хватит. Ты ничего тут не сделаешь". А сам белый, как бумага, был, и глаза такие, как будто в саму Бездну уставился. И к матери их он сам пошел - а потом Шарвин слышала, как глухо, по-звериному он той ночью то ли стонал, то ли всхлипывал. Шарвин не посмела войти, хотя и очень, очень хотела. 

Им это неинтересно. Более того, им не нужно этого знать. 

Шарвин водит пером, рисуя процеженно-героическую историю о прекрасном безгрешном рыцаре на службе у Невервинтера; вот вам, думает она. Кушайте, не подавитесь! Вы никогда не узнаете, каким он был на самом деле. Вы не имеете права этого знать. Хотите историю о Герое Невервинтера? Вы ее получите. 

Но настоящий, цельный, живой и отнюдь не покрытый позолотой Бриан Льялл навсегда останется лишь в ее памяти. И ни с кем - ни с кем! - она не станет им делиться. Никогда. Его измученные, воспаленные темные глаза, шершавые руки, хриплый голос - это все ее, Шарвин. Все ее. Кроме него самого. 

- Все они одним мазаны, - говорил он, сплевывая на землю кровь из разбитого рта, - что этот юродивый остроухий, что старый хрен Дестер. Чистенькие сидят. Только она, она одна чего-то стоит... 

Она. Арибет. 

А, будь оно все проклято, думает Шарвин. Арибет - предательница. Шиш с маслом вам, дорогие читатели. В конце концов, она, Шарвин, была с Брианом до конца и имеет право, демоны его забери, на художественный вымысел. Не будет она делиться, слышите? Не будет. 

И кровью, да по живому сердцу, ой как трудно писать. Трудно. И больно. Острой костью в горле встают слова - такие протолкнешь, считай, саму себя на части разорвешь. Не надо ей этого. И Бриану не надо - где б там он сейчас ни был, беспокойная душа. 

Шарвин довершает книгу красивым стихотворением собственного сочинения и несет ее в издательство. Ее прелестное и глупое дитя, думает она. Такую книгу запомнят и будут знать все. 

Сбывшаяся мечта больно царапает между ребер.