Должник

 

Sarcastic S.
https://ficbook.net/readfic/6824562
 

Боль была почти невыносимой. Каждое движение, оно было настолько мимолетным, но все равно посылало волны боли в его тело, словно при каждом сокращении мышц в корпус вбивалась не одна ржавая секира. А целый десяток. Как минимум. И жара. Было так невыносимо жарко, несмотря на то, что огонь давно перестал сжирать деревню. Огонь лизал фантомной духотой и вонью легкие, цеплялся за разум. А он… а что Бишоп. Он мог видеть только размытую траву и пепел. И обугленные кости. Запах перегорелой плоти доказал это: не обломки домов, а действительно трупы жителей деревни, черные и скукоженные, валялись перед его ногами. Лусканцы тоже были там. Перед ним. Все это гребаное место воняло сгоревшим мясом, кровью, огнем и отчаянием. Рука слегка дрожала, когда он вырвал последнюю стрелу из своего тела. Тот ублюдок славно вогнал ее прямо в бедро, пытаясь обеспечить бесславный конец от потери крови своей жертве.

Первого лусканского мордоворота было легко убить; кровь из его вспоротого горла ленивыми клубками вываливалась на острие прижатого кинжала, пока тело медленно оседало на дощатый пол. Второй тоже был слабым. Он оказался слишком удивлен тем, что хилый новобранец посмел выступить против них. Бишоп толкнул его прямо в алчные ручонки пламени, а затем наблюдал, как краснела от огня одежда мужчины, а затем вспыхнули сальные черные волосы. Другие солдаты, которые не были убиты пламенем или другими жителями деревни, принесли куда больше проблем. Один деревенский пьянчуга, горящий и извергающий из пасти вопли, в последние секунды жизни бросился на одного из лучников, поджигая и его вместе с собой. И напоследок вцепившись желтыми зубами в незащищенную глотку, словно дикая тварь, охотная до крови. А Бишоп смотрел. Пока его не обнаружили. И пока левый глаз не затянуло алой пленкой запекшейся крови из разбитой от удара брови.

Крики умирающих и обрывки пепла витали в небе, уносимые черными столбами дыма. Он не слышал ничего в те минуты, когда боролся против тех, кто считал его сперва беспомощным мальцом, а после — поганой трусливой крысой. Но теперь, когда он бежал к своей свободе по метрам обожженной земли и местам, когда огонь легко касался его кожи, когда лусканцы почти изловили его, но оцарапали своими стрелами и кинжалами, ослабили его до беззащитного воя, он слышал все. Несмотря на то, что отсюда только ветер пел свой скорбный плач для павших, Бишоп мог слышать крики умерших, и… он чувствовал себя опустошенным. Его рука, с которой он до сих пор держал стрелу, тряслась. Он стал еще слабее. Одежда была липкой и мокрой от собственной крови, а в ушах сновало эхо пережитого. Беглец не мог понять своих мыслей, что хаотичным вихрем рвались под черепом, но все же чувствовал себя… счастливым. Победителем. Чувство, что он никогда не знал раньше, поднялось в нем именно сейчас, когда крови едва хватало обессиленному телу, чтобы не выпустить дух. Когда раскрытые раны цеплялись за землю и сухую листву под согнутыми пальцами. Свобода. Он был свободен. Все цепи, все, что удерживали его в плену, постепенно исчезали вместе со всеми барьерами, сквозь которые не могла протиснуться душа, чтобы покинуть тиски смертного кокона. И пусть, став предателем и неудачником, придется сдохнуть со славой идиота. Он не будет бороться с этим. Его кровь текла дальше, впивалась в землю едкими каплями, а тропинки жадных топей светлыми нитями тянулись прочь, зазывая душу прочь отсюда. А он… он чувствовал себя слишком ленивым, чтобы бояться смерти.

Картины появились перед его все еще видящим глазом, которые остатки разума назвали кадрами из прошлого. Женщина, бледная, с такими большими темными глазами, улыбалась ему. Она была гораздо больше, точно великанша, и тянула свои тонкие руки. Она подняла его в воздух и поцеловала в щеку. Мать, которая так мало была частью этой жизни. Бишоп даже не мог вспомнить имя. Или не хотел. Он же не сентиментален. Старик с белой драной бородой и какой-то мрачный человек, гораздо моложе первого, который смеялся над ним. Они отпечатались в памяти Бишопа, пока тот был еще маленьким ребенком. И, конечно, светловолосая девица… она не была особо красивой, да и вовсе оказалась намного старше. Нет, влюбиться в нее он не собирался, но испытывать интерес — это да, это можно. Она была интересна. Пока ей не перерезали глотку. Да. Не самые радужные воспоминания.

Бишоп закрыл глаз, чтобы на фоне мутного неба не скакал образ белых волос, испорченных кровью. Сил с каждым вынужденным вздохом становились все меньше, его тело болело все сильнее, и кровь уже просачивалась из сомкнутых губ. Руки дрожали сильнее, поэтому пришлось крепче вцепиться в траву, чтобы прогнать назойливую дрожь. Она мешала ему удерживать сознание под контролем. Он услышал сквозь полотно слабости тяжелое дыхание и длинный колючий язык, коснувшийся лица.

— Карнвир…

Имя было сказано тихо, практически безголосым шепотом, но волк оживился, когда он услышал своего хозяина. Он уткнулся носом в бок предателя, выпрашивая подняться. Зверь не раз обошел Бишопа, неспешно, методично, но твердо намереваясь с каждого угла ткнуться в лежачего и заставить его встать на ноги. Беглец хотел отмахнуться, что все в порядке. Он умрет, но чувствовал себя от этого счастливым.

Счастлив и свободен.

***


Дункан Фарлонг поправил рюкзак и вздохнул. Он устал от многих забегаловок, где успел пригреть зад. Бутылки, которые радостно бряцали в его рюкзаке, напоминали о количестве золота, которое он оставил за своей спиной. Эта маленькая деревня не представляла для него никакого интереса, но, тем не менее, он не мог позволить себе пройти мимо и немного отдохнуть. Рюкзак тяжелый, и груз следует доставить в сохранности — чертов Сэнд, возможно, даже заплатит за что-то… если хитрый эльф не будет снова брюзжать и стоимость товара не окажется сниженной. Дункан вздохнул снова. На самом деле он хотел посетить своего брата, но Дэйгуна не оказалось в Западной Гавани. Исчез, как оказалось, пару недель назад. Вероятно, снова сопровождал торговый караван или охотится на действительно крупную дичь. Полуэльф слегка покачал головой, хмурясь своим мыслям. Он не понимал, почему брат оставил девочку без присмотра. Даже если она и не была его кровной дочерью, все же брат является ответственным. Дункан не встретил названную племянницу дома. Он приблизительно насчитал ей уже четырнадцать зим. Однажды удалось увидеть ее, когда та была еще маленькой, вскоре после… битвы. О которой пытался не вспоминать. Мужчина не мог себе представить, как она выглядела повзрослев. Может быть, немного похожа на мать. Или отца, лица которого никто не видел. Георг, почесывая лысину, сказал ему, что ребенок во время отсутствия Дэйгуна, всегда жил у Старлингов, и они общались с ученицей местного волшебника. Видимо, сын вдовы Старлинг был для девчонки, как брат. Он мог бы заглянуть туда в гости, но был почему-то уверен, что охотник даже не рассказал о существовании какого-то там дяди Дункана. Впрочем, и сам Дункан хорош — посетил Западную Гавань всего два раза со дня смерти Шайлы и той Эсмерель, которую до последнего считал неуклюжей приблудой с ноющей малявкой в руках. Представиться девочке теперь, спустя столько лет любящим и крайне заинтересованным дядюшкой, было бы слишком абсурдным. Она, возможно, начала бы ссору с опекуном, потому что он скрывал почти члена семьи. Или она не поверила бы Дункану. Был ли смысл рассуждать об этом, не зная ни об ее внешности, ни о характере? Бред.

Погода на болоте была ужасной. Более того, все болото было ужасным. Полуэльф уже понимал, что больше суток не видел истинного солнечного света, потому искривленное лицо сильно выражало его настроение. Его также беспокоило отсутствие эля, которому не страшно пропасть из рюкзака: весь запас строго ограничивался для продажи. Впрочем, во время путешествия пить было, конечно, глупо, особенно, в такой области, как здесь. Так он быстрее мог оказаться захвачен чем-либо или атакован, и тогда, погружаясь в алкогольную негу, он был бы не в состоянии защитить себя. Тем не менее, он жаждал вернуться в свою родную таверну, надеясь, что Сэл действительно позаботился о заведении. Усталый взгляд скользнул на небо. Конечно, скоро начнется дождь. Этого ему не хватало. Несколько дней следить за болотными огнями и бликами испарений, а теперь эти хмурые тучи, клубящиеся в ожидании колючего дождя. Дункан хотел отвернуться от мутного зрелища, когда заметил, что… ошибся. Он нахмурился и посмотрел более внимательно. А затем принюхался. Что-то не так. Не туча. Облако дыма. На мгновение он задумался, что делать. Посмотреть, откуда взялся дым? Это было опасно, следовало скорее покинуть дорогу, и проникнуть глубже в болото, там, где, возможно, были ящеры. У огня могли быть разбойники и прочий сброд. С другой стороны, путник мог управиться с мечом, и уже не раз показал себя достаточно умелым в боях. Даже против ящериц. Полукровка еще недолго стоял на пути, обдумывая, а затем решил последовать за густым облаком дыма. Возможно, люди нуждались в его помощи.

Мужчина следовал за чернеющим небом, с одной стороны цепляясь лицом за ветви кустов и деревьев, чтобы не показываться на пути, а с другой ловя пальцами наглых насекомых. Дым вспыхнул последними искрами, и тут же потянуло гаммой запахов, именуемой «после бойни». По мере приближения к источнику зловония Дункан стал понимать, как же можно допускать подобное беззаконие в очередной неповинной деревне? Он уже много пережил в своей жизни, видел много трупов. Он видел Западную Гавань, выпаленную до основания; в то время, когда братья похоронили Шейлу и Эсмерель, Дэйгун приложил все усилия, чтобы излечить рану в груди маленькой девочки. Тогда тела людей, обернувшихся демонами Князя Теней, жглись отдельным проклятым огнем. Да… Дункан был закален. Но все же задумался, что чем ближе он к деревне, тем сильнее подвергает себя опасности, но тем не менее, он буквально видел, что кому-то потребуется помощь. Он бежал дальше и дальше. Запах становился все сильнее и сильнее, хватался за чувствительные ноздри и тянул на себя, в то время как разум кричал о самосохранении.

Деревня не была большой, это он заметил сразу. Выстояли пять-шесть домов, а на остальных местах чернели развалины. Дункан вздохнул. Это могло быть только поджогом, а все жители сбежали. Но, подойдя ближе, он осознал, что снова наивно ошибся. Запах засорился в носу, отнимал возможность свободно дышать, а дым, который все еще слабо висел в воздухе, слегка дрожал. Путник прикрыл ладонью нос и посмотрел вокруг. Некоторые трупы лежали в стороне, не охваченные пламенем. Охваченные бойней. Они были… все как-то сожжены друг с другом, как… овцы, отданные мяснику. Ему стало стыдно за сравнение, но что-то лучшее попросту не шло в голову. Нет, это убийство. Целенаправленное. Жестокое. И унесшее за собой смерти даже нападающих. Дункан вздохнул и кратко пересчитал трупы. Тридцать одно тело. Он подбежал к несгоревшим, посмотрел, не жив ли кто-нибудь из них. Дункан уже издалека видел кровь в доспехах одного… кто-то перерезал ему горло. Наверняка этот был нападающим. Трупы с колотыми ранениями помогали приблизительно представить себе картину. Некоторые лежали на животе, и можно было увидеть кровь, застывшую меж лопаток. Что бы здесь ни случилось, это, должно быть, было ужасно.

Рычание откуда-то со стороны потрясло полуэльфа. На некотором расстоянии стоял волк. Животное расположилось рядом с одним из тел, что лежало в отдалении, и глядело прямо на Дункана. Он дернул свой меч, что всегда под рукой, но упрямая железка нелепо застряла, грубо заткнутая за пояс вместо ножен. Время не щадило, потому следовало взять себя в руки. Как он вообще не заметил волка раньше? И почему его пасть не изляпана в крови? Зверь словно… пес, покорно сидящий у могилы хозяина. Волк стоял, вперив темный взгляд на оппонента, как и сам Дункан, а затем попросту удрал в сторону болота. Мужчина нахмурился. Как необычно. Вся эта ситуация здесь… необычная. Он подошел ближе к тому месту, где стоял волк, все еще сжимая клинок в руке и косясь вслед исчезнувшему меж деревьев хищнику.

Человек лежал на месте, где сновал зверь. Трава краснела под ним, наверняка он и умер от кровопотери. Весьма удручающе. Дункан покачал головой. Кто это сделал во всех мирном месте? Он встал на колени рядом с трупом и скривился: все еще влажная кровь впилась в ткань штанов и мерзко очерчивала кожу. Вокруг тела лежало несколько стрел, которые перед смертью, видимо, он сам вытащил из тела. Путник смотрел на лицо умершего. Может быть, лет семнадцать, насколько он в состоянии судить о людях. Острое лицо было покрыто копотью и грязью, но на его губах сверкала мирная улыбка. Дункан нахмурился. Лицо мальчика было довольным, даже в смерти. Дункан захотел похоронить его, его и всех других, которые не были убиты огнем, но погибли от человеческих лап. Он не знал, кем все здесь были, были ли виноватыми в катастрофе, но даже у мужчины имелось чувство порядочности. Коснувшись чужого лица, чтобы стереть кровь с рассеченной скулы, мужчина замер. Кожа молодого человека была еще теплой. Он прижал пальцы к шее, почувствовал пульс. Он был еще там. Слабый, тихий, становящийся все слабее с каждым ленивым толчком сердца, но присутствовал. Дункан нахмурился, а затем увидел, что грудь тяжело раненного мальчика слегка поднялась и опустилась, подрагивая после дыхания.

— О, Боги!

Дункан чувствовал, как его волнение переросло в ликование. Прибавив ходу, он так быстро, как только мог, побежал обратно к своей сброшенной сумке у кромки поселения. Возможно, он спасет жертву. Не других, так его. Скрипя пальцами от нервного напряжения, он искал свертки с бинтами и склянку зелья. Вернувшись к счастливчику, эльф откупорил бутыль, не зная, что делать дальше. Он не мог просто наклонить пацана вперед, влив в рот целебный напиток. Это может убить его, тот не сможет проглотить. Да, в навыках лекарства он был почти безнадежен, но и не стал дурить раньше времени.

— Эй? — спросил он тихо, а затем заметно громче. — Давай, проснись! Я здесь, чтобы помочь тебе.

Пришлось вцепиться в плечи человека и легко потрясти. Дункан спрашивал себя, должен ли он дать мальчику пощечину, но как-то не очень хотелось приступать к таким радикальным действиям. Вопреки ожиданиям, веки новоявленного пациента задрожали, и тот, наконец, открыл глаза.

— Вот, выпей… ты не умрешь. Я помогу.

Дункан говорил так успокаивающе, как мог, но жертва не реагировала. Сосуд с зельем едва не отлетел в сторону от досады, но тут губы мальчика двигались.

— Нет.

Это прошелестело так тихо, хрипло и обиженно. Каждое слово отнимало оставшиеся усилия. Как этот остроухий может отнимать чужую гибель? Нет, он ведь уже ощутил спокойные волны свободы на собственных руках!

— Не говори-ка глупостей. Пей, живо!

Человек закачал головой. Попробовал, по крайней мере. А затем хрипнул:
— Ерунда.

Ерунда. Ерунда! Мужчина, разозлившись, взял в руки голову мальчика и попытался насильно влить ему зелье. Выживший был слишком слаб, чтобы сопротивляться, и голубая, теплая жидкость спускалась по горлу, смешиваясь с застрявшей кровью, согревала тело и облегчало боль. Дункан вытер пот от лба испачканным рукавом. Смерть. Такая ерунда. Зачем ему, юному и бестолковому человеку, добровольно шагать к смерти? Пульс глупца восстанавливался, а дыхание выравнивалось. Чудесно. Полукровка знал, что целебное зелье уберегло мальчика от смерти, но не вылечило и малой доли ранений. Для этого настойка была слишком слабой. Переносить куда-то пацана было слишком рискованно, и в безысходном гневе Дункан вздохнул. На самом деле он просто хотел вернуться в Невервинтер, но, конечно, все-то пошло наперекосяк. Ничего. Он справится. Поставит палатку и будет следить за ранами единственного выжившего до тех пор, пока тому не станет лучше. Позже юнец сможет бежать и, возможно, путешествовать дальше.

Треск горящего дерева умиротворял расшатавшиеся нервы. Травмы были тяжелыми, но Дункан был уверен, что он выживет. Теперь. Все время путник провел в глупом сновании от мертвецов до мирно лежащего спасенного. Он явно стал жертвой напавших людей в доспехах, которые не погибли в огне. Рядом с местом, где он был найден, лежал колчан стрел, а чуть дальше — разломанный лук. Пацан только что вернулся с охоты, когда нападавшие подожгли деревню? Или он был с нападавшими? Тогда за что его расстреливали? С такими вопросами он мог бы разобраться потом. Сейчас, находясь в сухом спокойном месте, Дункан чувствовал себя в относительной безопасности. И яростно ответственным за человека. Он явно слишком интересная личность. Ну, или Дункан в очередной раз ошибся, сочтя за интересную тайну состряпанную своим же умом легенду. Ничего. Все будет хорошо. По крайней мере, хотелось бы в это верить.

***


— Ты у меня в долгу. — В очередной раз Дункан не гнушается носом в пережитое ковыляющего рядом Бишопа.

— Знаешь, что? — огрызнулся он. — Иди-ка ты в жопу. Широкими шагами и без передышки. Пока горные тролли не подхватят твое бренное тело, бесчестно сожрав и переработав в такую же унылую кучу дерьма, которую ты практически представляешь собой сейчас.

— Лучше бы я с тобой так разговаривал, когда нашел среди раскиданных стрел в луже крови. И лук твой лучше бы не чинил. Послал, да и шел бы себе дальше. И волку бы твоему прикормленному бока перерезал.

Парниша ткнулся озлобленным взглядом в сырую землю, но позволил немножечко поворчать этому занудному остроухому. Так и быть. Все же, не хорошо закончилось: мужчина ясно дал понять, сколько сил потратил на выхаживание неблагодарного мальчишки, потому вовсе нескромно обозначил, что за тем висит должок. Большой такой должок. А он сам свободен аки горный козел. Ведь… лучше жить с долгом трактирщику, чем с проковырянными стрелами конечностями не жить вовсе. Об этом Бишоп спорить не стал, для своего ехидного эго обставив ситуацию чуточку по-другому. Он проследует за Дунканом в его таверну, просто потому что тот ему помог. Вот так вот.

— Щенок неблагодарный, — после недолгого молчания комментирует полукровка.

— Будь счастлив. Я пока долг не отплачу, не обделаю твою таверну так, что вспоминать погано станет.

Дункан подумал, что еще долго будет умалчивать об оплате. На благо своего уютного заведения. И, несомненно, ради сохранности уже изрядно расшатанных нервов.