Среднеобразовательные школы обычно не могут похвастаться хорошим медицинским обслуживанием, впрочем, как и хорошей спортивной программой, а уж тем более психологической помощью. Всякие устойчивые образы, что в Германии и тем более в Берлине в школах настоящая утопия – полнейший бред. Вот и Берлинская школа не могла похвастаться ни уровнем даваемого знания, во многом из-за дауноподобного современного поколения, ни качеством медицинской и психологической помощи в случае возможных ЧП.
Но так случилось, что при плохом финансировании отдельную сферу в такой школе может буквально поднять один человек, если у него и руки из правильного места растут, и сам он может говорить правильные слова. Была ли Матильда хорошим психологом? Ну, она была известна в школе, потому что однажды смогла усмирить пацана, пришедшего в школу с пистолетом, и потом еще и девочку отговорить от недолгого полёта с крыши на бетонную дорожку. За Матильдой закрепилась хорошая слава, и любой трудный ребёнок после диалога с ней на некоторое время становился совершенно другим.
Сегодня был самый обычный день в Берлине. Солнечный день. Хороший. Безветренный. В школе во всю шли занятия, и только шестнадцатилетняя Кирби Мирс «прохлаждалась» в кабинете Матильды. Пока женщина сидела в удобном кресле и задумчиво смотрела перед собой, девочка свободно лежала на мягкой кушетке с закрытыми глазами. Но она не спала, это была прелюдия к сеансу – попытка расслабиться и всё это под спокойную музыку, призванную настроить на правильный диалог.
Матильда была очень высокой женщиной. Весьма красивой, для своего сорокалетнего возраста и что не мало важно очень привлекательной. Роскошный деловой костюм и прямоугольные очки делали ей хороший образ серьёзной леди. Она сидела в кресле закинув ногу на ногу и время от времени ложила на колени планшет, пером перебирая в нём какие-то опции.
- Вам уже лучше? – спросила Матильда.
Девочка медленно открыла глаза, уставившись в потолок.
- А мне было плохо? – с недоумением спросила Кирби, - я не понимаю, почему я здесь? Если вы хотите путём перебирания саундтреков угадать моё предпочтения в музыке, то я могу вам облегчить задачу: мне нравится хардрок, трэш, и еще немного люблю фолк.
- Любите пошутить, да?
- Это был сарказм, - «сумничала» Кирби, - просто не думала, что окажусь в вашем кабинете. Знаете, ведь среди ребят ходит слух что сюда попадают только конченные психи. И я лежу и думаю, как мне жить потом когда вы вдруг решили, что мне нужна психологическая помощь. Эпилепсии у себя не наблюдаю, сильной агрессии тоже, как и странного поведения. Я конечно любительница прогуливать уроки, но я предпочитаю проводить свободное время дома, а не у вас на кушетке.
- И вас совершенно не смущает, что три дня назад парня увезли на скорой в больнице? Или вы забыли, почему его увезли туда?
- Я знаю, вы хотите чтобы я во всём созналась. Знаете в чём проблема психологии… ну для меня по крайней мере? Вы любите лезть в личные дела пациентов. Но я к вам не записывалась на приём и деньги не платила, а потому я могу расценивать все ваши вопросы как попытку вторгнуться в мою личную жизнь. А это судом попахивает.
- Мне даже вопросов не нужно задавать, - медленно сказала Матильда, - вы сами своими словами и манерой поведения мне рассказали о многом. В частности я сразу узнала что вы девочка очень замкнутая и всё что вы сейчас говорите это своего рода крепкий щит, которым вы ограждаетесь от остальных.
- В таком случае я не скажу больше ни слова.
- Ну да, и вы Кирби не признаетесь, что же случилось с Генри три дня назад.
- Признаваться? Я на допросе? А хотя… зачем признаваться в том, что и так известно. Это произошло на глазах всей школы. Свидетелей тьма, а вам по прежнему нужно моё сознание? А, подождите, вы хотите чтобы я почувствовала себя виноватой. Грубо говоря, вы хотите убедить меня в том что я дерьмо и мои поступки такие же дерьмовые.
- Отнюдь. Моя цель не убеждать вас в чём-то. Я хочу вам помочь.
- А можно вас попросить не обращаться со мной на «Вы»? Меня это немного нервирует.
- Как скажешь Кирби.
- И чем же вы можете мне помочь?
- Может, поговорим сначала?
- Я не люблю говорить. Я предпочитаю смотреть в окно и размышлять. Еще люблю, когда дождь за окном и люди мокнут у меня на глазах. Меня считают странной, когда на какой-то вопрос я отвечаю улыбкой или кивком. Как-будто этого не достаточно. Нужно обязательно сказать.
- Ну у тебя же есть друзья в школе. Ты же общаешься с ними.
- Без друзей мне гораздо лучше. Спокойнее. Я люблю одиночество, и очень не люблю когда мне звонят или зовут гулять.
- И как реагирует на это ваш отец?
- Реагирует… звучит так, словно я сказала о чём то плохом. А что плохого я сказала? Почему в нашем современном тупом мире это… как её… коммуникабельность такая модная? Везде нужно куда-то спешить; Что-то делать; С кем-то говорить; Как-то выкручиваться; Куда-то бежать. Это не по мне! Я люблю тишину и покой и отдых дома для меня самый лучший. А мой папа правильно делает что не нарушает моё мировоззрение и не лезет в мою жизнь, которую я живу как хочу. Знаете, если бы не моральные рамки я бы снесла всю эту школу к чёртовой матери.
- Вот мы и подошли к основной причине твоего появления здесь Кирби. Агрессия. Ненависть. Ты смотришь на людей и понимаешь, как ты их ненавидишь. Это типичная подростковая проблема…
- Не типичная…
- Не перебивай меня Кирби. Типичная. Ведь каждый второй подросток в душе мечтает быть не таким как все. Быть особенным. Чем то выделяться. Ты своим одиночеством и умиротворением создаёшь иллюзию собственной особенности но в то же время понимаешь, что ты часть этой огромной серой массы, которую ты ненавидишь. Злость от этого становится сильнее. Ты не ненавидишь людей, ведь ты любишь отца, нейтрально относишься к друзьям и хорошо относишься к тем, кто хорошо отнёсся к тебе. Ты ненавидишь людей как понятие обобщённое. Возникает агрессия. Смешав эту агрессию с подростковым максимализмом и мы получаем ядерную смесь, которая как бомба замедленного действия рано или поздно рванёт.
- Я знаю на что вы намекаете. В один день я приду сюда не рюкзаком, а с ружьём и начну отстреливать всех подряд. И обвинят во всём этом компьютерные игры, - посмеялась Кирби, - я не такая дура, чтобы опускаться до такого.
- Тем не менее, три дня назад вы опустились. Было ли это состояние аффекта? И можете ли вы со сто процентной вероятностью сказать что у будь вас в то время оружие в руках вы бы казнили Генри на глазах всей школы?
- Почему в данной ситуации виновата я?!
Кирби устала лежать и встала, сев на кушетку. Она оправила широкую серую футболку с нарисованным черепом, поправила причёску каре и скрестила ноги, медленно покачивая ими. Она продолжила:
- Почему на приём к психиатру не отведут самого Генри. Почему всегда виноват тот, кто получил меньше всего повреждений? У меня между прочим до сих пор болит и нога и рука.
Девочка показала свою правую руку со сбитыми костяшками. Матильда не переставала удивляться, хоть и не показывала эмоций. С какой силой надо бить, чтобы в кровь стереть костяшки. И кто бил? Шестнадцатилетняя девочка, которая отнюдь не отмахивалась руками, а целенаправленно выбивала дурь из Генри, крепко сжав кулак.
- Вы стали зачинщицей этой драки.
- Вот как, значит факт того что Генри меня гнобил в течение года это так, туфта на постном масле? Да?
- Во многих ситуациях всегда есть возможность разобраться с обидчиком без помощи насилия.
- А вот тут вы ошибаетесь! – ткнула девочка пальцем, - мне может и шестнадцать лет, но я не дура. Розовых очков у меня не было никогда. Отец меня воспитывал, сразу поставив перед фактом, что наш мир это круговорот дерьма, где если не съешь ты, съедят тебя. Отец научил меня давать отпор обидчику, когда обидчик в конец обнаглел. Отец меня научил драться и наставлял всегда сохранять трезвую холодную голову. И я ему благодарна. Потому что будь всё иначе, кем бы я была сейчас? Пуганной вороной? Давайте не будем врать друг другу и посмотрим на ситуацию в целом. Наш мир - это сосредоточие насилия. Войны-войны-войны. Противостояния. Каждый день по ящику новости об убитых. Каждый день новости о терактах. И в этом мире, насилие – это самый эффективный способ добиваться своего. Это аксиома, которая сохранилась еще с первобытных времён. Со времён когда не было этой идиотской психологии, которая направлена не на помощь человеку как личности, которая должна быть по сути свободна, а на то чтобы заставить его убедить себя что он ничтожество и часть серой массы которая должна продолжать гибнуть от наших политиканов, религиозных фанатиков и прочего семимиллиардного быдла этой планеты... фух.
- Какой эмоциональный монолог.
- Думаете, на этом моё мнение закончилось?
- Вы можете принять это за комплимент но ты, Кирби, действительно необычная. В твоём возрасте очень и очень редко услышишь такие монологи. Наболевшие. Словно ты прошла через всё это.
- «Словно» а почему тут вообще присутствует это слово. Что если я действительно через это прошла. Эта школа… это как Лимб у Данте. Я хожу как зомби и пытаюсь найти себя. Знаете, я для себя уяснила: возраст не важен. Зачем жить сто лет, если твоя жизнь никчемна и наполнена только каждодневной работой и такими понятиями как семейный долг, положение в обществе и прочей стереотипной хренью. А для меня жизнь… как сказать… пусть я проживу год или два но умирая в свои восемнадцать лет, не важно отчего я буду умирать… понимать что я прожила жизнь так как хотела. Неважно как прожила, главное чтобы я чувствовала каждый свой день.
- Вы очень сильно отходите от тем которые затрагиваете и закрываете сразу. Вы сказали, что через всё прошли сами. Через что же. Ты дитя войны? Ты убивала?
- Нет. Какая война? Я несовершеннолетняя. А убивать… иногда знаете, убить очень хочется. И мне плевать что вы сейчас подумали, мол такое желание есть у каждого. Простой рабочий желает смерти начальнику, а всунь рабочему в руки пистолет и он в штаны наложит. А я не такая.
- Да ну? С чего вы так решили? Вы держали в руках оружие?
- Конечно держала. Мой отец бывший спецназовец. В четырнадцать, когда он брал с собой на полигон, когда ездил к друзьям, он показал основы стрельбы. Я знаю как ощущается в руках пистолет и чувствую как летит пуля, дробя мишень.
- И что по-твоему может заставить тебя взять оружие и учинить самосуд? В твоём понимании все люди недостойны жить, но посмотри на себя со стороны. Кто тебе дал права судить об этих людях? То что ты считаешь себя особенной ничего не объясняет.
- Да мне плевать, - отмахнулась Кирби, - я живу для себя.
- Живёшь без розовых очков.
- Некоторые без этого не могут. Люди приходят с работы домой и пытаются не думать о том, что происходит в мире. Они замкнулись в себе, в своём маленьком мире и молятся, чтобы до них не дошло горе.
- Ты же тоже замкнулась в себе. Отчего же? Шестнадцатилетнюю девочку очень сильно беспокоит положение плохих дел в мире?
- Нет. У меня проблемы личного характера. Знаете, сколько раз мы с отцом меняли место жительства? Я в школе отучилась максимум четыре полных года. Но я с уверенностью могу сказать, что знаю больше чем все эти дебилы, что учатся здесь, вместе взятые.
- Хорошо. Ты сказала, твой отец не лезет в твою жизнь. Но неужели ему всё равно какие метаморфозы происходят у его дочери?
- Я всегда была такой. Вольной в своих выражениях, но замкнутой в чувствах. Я всегда могла сказать человеку как он урод и не боятся последствий и почему отец должен что-то менять? Он любит меня такой какая есть. Если хочешь понять насколько дорог тебе человек, представь, что ты его потерял – есть такое изречение. А моему отцу не надо было представлять, он чуть меня не потерял. И он сделал всё для меня чтобы я даже со своими взглядами на жизнь была счастливой. Он любит меня. А я люблю его. Мы с ним не только как отец и дочь, но и как близкие друзья.
- Это очень хорошо, когда дети могут называть своих родителей как друзей. Это значит высший уровень доверия. Ты сказала, что с детства такая. Значит было такое воспитание?
- У моего отца проблем было навалом. Ему было не до воспитания, но он старался. Обвиняю я его? Ну уж нет. Он дал мне право решать как мне жить, и не определял за меня судьбу.
- Дать право свободно жить это конечно хорошо. Но не совсем правильно это применять к ребёнку чьё мировоззрение не совсем окрепло. Хорошо, вы сейчас очень начитанная и развитая во всех планах девушка, но когда вам было десять лет или восемь какая речь могла идти о свободном воспитании? А когда вам было пять лет? Вы могли в то время определить что для вас лучше? И отец просто так вас воспитывал?
- Уж когда мне было пять лет моему отцу было точно не до воспитания.
- Ну тогда…
-Ну тогда давайте… - встала Кирби с кушетки, – давайте уже задавайте этот вопрос. Вы как и остальные оттягиваете этот момент и ждёт пока я сама начну. Спрашивайте меня о моей матери. Что с ней стало. Что с ней случилось. Почему меня воспитывает только отец. Я ненавижу людей за такую любознательность. Вам не достаточно того что я сказала так вам надо еще мне на открытую рану надавить?!
- Открытую рану нужно обработать, - спокойно ответила Матильда, - иначе она загноится. В вашем случае не разобравшись с психологической проблемой вы обречены всю жизнь мучатся, вспоминая об этом. Ты можешь не верить Кирби, но психологическая травма тоже излечима. Давай, открой свою рану, покажи её врачу. Пускай он её вылечит.
- А это может быть больно, - нахмурилась Кирби, - и… и поменяйте пожалуйста эту музыку.
Матильда взяла с ручки кресла пульт, и лёгким клацаньем сменила мелодию. Внезапно это оказалась не простая спокойная мелодия, а композиция «Same Parents» . Эта тихо играющая песня не будет лишней. Но Кирби не заметила разницы. Её распирало от самых разных эмоций, и она нервно ходила по комнате, пока вновь не легла на кушетку. Она закрыла глаза и прислушивалась к музыке.
- Тебе уже лучше?
- У меня дежа вю. И предупреждая ваши вопросы… какой бы вы не были психолог, я даю установку сразу – я не буду говорить ничего о своей матери и том как она умерла. Ясно?
- Возвращаясь к «ранам». Вы открыли её, и я как врач не могу вам позволить уйти с ней от меня.
- И вы предлагаете помощь? Какую же, что может помочь мне избавиться от детской травмы, которую я травмой не считаю? Я прекрасно живу своей жизнью…
- И выходите из себя при всяком упоминании о прошлом. Простой человек, рассказав об этом просто впадёт в тоску, немного погорюет, получит сочувствие от собеседника и забудет.
- Нормальный человек… у нормального человека такие чувства будут только если его родной человек трагический погиб или умер. А с какой кстати мне проявлять любовь и горесть к своей матери, которая когда мне было пять лет топила меня в ванной? Скажите мне.
- То есть, по-вашему, впадать в ярость это выход? Вам задают вопрос, но ведь всегда можно солгать во спасение и сдерживать свои эмоции.
- Вы, наверное, хотите помочь мне сдерживать эти эмоции или сделать так чтобы они не возникали.
- Но почему Кирби ты становишься такой при упоминании матери? Как её звали?
- Не знаю и знать не хочу.
- Ну вот, видишь? Ты злишься. Ты не любила её, хорошо, но для тебя она сейчас как враг ведь так. Она поступила плохо с тобой и за это ты её не любишь. А ты пробовала подумать о том что её давно нет и тебе должно быть всё равно. Позволь мне свободно выражаться по отношению к твоей матери – как она умерла?
- Вы же знаете это.
- Я хочу услышать это от тебя.
- А что изменится я не пойму?
- Поверь, так надо.
- Надо для кого? Для вас или для меня? Уж поверьте мне становится легче когда я говорю что эта дрянь, зовущаяся моей матерью погибла от рук моего отца. Мой отец заступился за меня и прикончил её прямо там, в ванной, у меня на глазах. Вы довольны этими словами? Я довольная. Хоть кто-то в этой чёртовой жизни меня любит настолько, что может убить даже родного человека. Хотя какой она человек после того что сделала? Выписывайте справку – Кирби Мирс невменяема. Что у неё на глазах отец убил свою жену за то что та пыталась утопить пятилетнюю дочь.
- Чем послужит вам справка? Способом уйти от этого разговора. Но признайтесь мне честно, вы хотите, чтобы это больше не было для вас проблемой. Чтобы воспоминания прошлого не заставляло всё ваше тело трястись в ярости. Признайтесь.
- Ну, может быть.
- То есть с другой стороны с такой злостью вы хотите жить дальше?
- Моя злость держит людей на расстоянии и мне этого достаточно. Но… да я хочу, чтобы это больше не было для меня проблемой.
- Ты как умная девушка должна понимать что одного сеанса для этого недостаточно.
- Я просто не понимаю, как болтология способна повлиять на меня? И не называйте это психологической травмой. Это не травма. Я не психический инвалид. Я нормальная девочка, которой очень не повезло с детством. Это простые, не очень приятные воспоминания. Вся дурацкая суть в том что я то почти ничего не помню. Мне было пять лет. Что я могла запомнить тогда? Просто при упоминании того что моя мать умерла когда мне было пять я мысленно представлю ванную, меня голой в ней, и женщину с разбитой головой. А рядом стой мой папа, чьи глаза просто пропитаны невиданной яростью. Он… он берёт меня, заплаканную, на руки и успокаивает. Закрывает мне глаза и вытирает полотенцем. Еще представляю его голос в соседней комнате, как он звонит то ли в полицию, то ли в скорую… не помню. Всё что я сказала - я представила. Хотя всё это могло быть и иначе.
- От кого вы узнали о судьбе своей матери?
- От отца! Папа мне всё рассказал, когда мне было десять. До этого я помню он всегда уходил от этого вопроса но и в то время я чувствовала что слово «мама» не несёт для меня ничего хорошего. При этом слове у меня сжималось сердце и просыпалась злость ко всем моим друзьям, когда я видела как матери общаются с ними, дарят им подарки, просто говорят. А меня мать хотела утопить. Я помню хорошо тот день, когда мне было десять, и я спросила папу сев ему на колени – где моя мама?
- И он вам рассказал?
- Всё! В самых подробностях. И знаете что, мне плевать на все ваши замечании о воспитании, о том что так делать нельзя а я считаю что он сделал правильно. Он рассказал горькую, жестокую правду не став надевать на меня те самые розовые очки. И с того момента он дал мне знание о нашем мире как об ужасном месте где нужно не жить а выживать. Вы думаете, что рассказав мне об этом в десять лет, он травмировал мою психику еще в детстве?
- Не берусь судить. Правильно так, как вы сами думаете.
- И так я думаю. Я люблю своего отца. Он дал мне отличные уроки, которые я не забуду.
- Расслабьтесь.
Матильда клацнула по пульту, поменяв мелодию. Спокойные звуки музыки ласкали слух, погружая Кирби в полусонное состояние. Стало ли ей легче на душе? Много ли было людей, которые знали об этой девочке такие подробности? Нести всё время гору на плечах, чтобы в одну минуту скинуть её и вздохнуть полной грудью. Кирби не могла предполагать, что за злостью и ненавистью ко всему последует облегчение на душе. Но она как умная девочка знала, что никакие сеансы не сделают так, чтобы тяжесть не вернулась в душу опять. Она вновь взвалит эту гору на свои плечи, но теперь отдохнувшая.
- Ну как?
- Да не очень, - скривилась Кирби.
- Закрываем все затронутые нами темы. Обобщая всё тобою сказанное, Кирби, ты хочешь оправдать свою агрессию по отношению к Генри?
- Я столько всего сказала, а вы по прежнему думаете об этом Генри? Он меня спровоцировал, разве не понятно? И почему я сразу оправдываюсь? Нет, я не оправдываюсь. Но как же… я совсем забыла, что вам нужно моё признание. И знаете что, я признаюсь в том что избила Генри не в состоянии аффекта. Это был обдуманный и чётко взвешенный поступок. Можете выписывать справку.
- Погоди со справкой. Натянутое признание не то чего я добиваюсь от тебя. Я вообще говорила, что мне нужно от тебя признание? Конечно нет. Я здесь для того чтобы помочь тебе.
- Интересно, какого рода помощь мне может понадобиться? Я не больная и не психопат. Почему вдруг мне понадобилась помощь? Агрессия это естественный так сказать процесс. Меня обидели – я ответила, почему здесь нужно искать потайное дно?
- Проблема лежит не на дне, а на поверхности. Ты же сама говорила, что отец тебя учил сохранять холодную голову в любых случаях, а здесь ты не сдержалась.
- Не сдержалась? Я же сказала, что это был обдуманный поступок. Я не мялась в сомнениях, я подошла и врезала а потом, повалив не землю, дорабатывала. В состоянии ярости я бы накинулась на него и перекусила бы ему артерию как вампир… если на то пошло. Отсюда какой можно сделать вывод? Я не сумасшедшая, я просто решила в кой—то веки применить силу и я её применила.
- Да, рассуждая таким образом можно оправдать любые поступки. Но подумай о другом, скажем… представь себя со стороны. Шестнадцатилетняя девочка, которая дерётся с мальчиком. И как дерётся? Не бросается на него пытаясь как кошка расцарапать лицо, а наносит чёткие удары. Ты разбила парню нос, выбила несколько зубов и повредила глаз. Да, ты действительно действовала как по чётко сработанному плану. А теперь повтори – шестнадцатилетняя девочка, которая бьёт парня желая нанести ему увечья. Тебе не кажется это странным?
- Нет. И что это за намёки на мой возраст и пол? В наше время даже женщине нужно уметь за себя постоять. Равенство полов.... толерантность, мать её за ногу и еще куча прочего говна, которая стирает грани между женщиной и мужчиной. Меня так воспитал папа – уметь постоять за себя. За что я ему благодарна. И даже не смейте его обозвать сумасшедшем.
- Да бог с вами, с чего я вдруг буду его так называть? Каждый воспитывает как умеет и в чём-то я поддерживаю вашего отца. Только воспитывая свою дочь, попутно обучая её боевым навыкам я бы всерьёз озаботилась тем где и на ком она бы возможно их применяла.
- Но я же не набрасываюсь на каждого встречного с кулаками. Мой отец не дурак, повторюсь, он бывший боец спец назначения и кто-кто, а он знает где и в каких ситуациях применять своё оружие.
- Понятно, - уткнулась Матильда в свой планшет.
- Смысл всего этого разговора? Вы говорите, хотите помочь, разбираете что-то а внятного ничего не требуете.
- Я общаюсь с тобой Кирби, таким образом я узнаю о тебе. Даже простые твои слова делают свой портрет.
- И каким он получился у меня?
- Девушка с нестандартным для своего возраста мышлением. Нестандартным не значит оригинальным. Ты обычный подросток со своими проблемами, но куда более личными чем у остальных. Ты – неуверенный баланс своих чувств и эмоций. Ты как будто ходишь по канату без страховки. Идёшь прямо не колеблясь – скрываешь свои чувства, ярость, ненависть и остальное, но отклонившись в сторону ты с каната падаешь – открываешь всё наболевшее, перемешивая это с личной неприязнью ко всему что тебя окружает.
- Ну, понятно, - отмахнулась Кирби, - короче весь смысл нашего разговора в том чтобы убедить себя какая я плохая.
- Нет Кирби, ты меня не понимаешь. Ты живешь по принципу – все люди плохие от природы. Ты делаешь все остальных виноватых в своих проблемах, но какая у тебя проблема? Воспоминания? Люди могут тебя раздражать своими вопросами, делая тебя злее. Ты можешь меня весь день убеждать что твоя агрессия к Генри была обдуманным решением, но ты никогда не будешь верить в то, что к этому «обдуманному» решению тебя привела именно неуправляемая ненависть ко всему. Ты не плохая, никто не плохой, просто люди в равной степени отличаются друг от друга в ту или иную сторону, чтобы жить крепким обществом это общество и создало, извини за каламбур, общественно-моральные нормы, где агрессия – которая для тебя это первобытная необходимая опция, для обычных людей отклонение от нормы. Норма – в данном случае является отправной точкой в нашей ситуации и эта «Норма» тебя бесит больше всего. Но представь, что все люди бы стали действовать как ты, с таким «взвешенными» решениями. Наш мир бы погрузился в хаос.
- Да он и так в сплошном хаосе. Одна я ничего не изменю.
- Взмах крыла бабочки на одном краю земли вызывает ураган на другом.
- Не пытайтесь вбить меня свою суть. Вы разобрали мой характер и мою судьбу как конструктор, а теперь пытаетесь собрать заново вместе со своими деталями. Но я – не композитный материал.
- Как знать. Может быть вам как умной для своего возраста девочке стоит решить, кем быть в этом злом и неприветливом для вас обществе? Решить в пределах разумного конечно.
- Можете подкинуть идею? Например уйти в монастырь?
Кирби рассмеялась, и встала с кушетки, поправляя свою одежду и причёску. Весь этот разговор, наконец, подошёл к концу – прозвенел звонок. Кирби достала из под кушетки свой рюкзак и накинула на плечо.
- Я могу идти? Это был последний урок.
- Идите, всё равно с самой первой минуты вы мечтали отсюда выбраться.
- Да, - хитро улыбнулась девочка, снимая с вешалки свою бейсболку, - так что теперь будет? Вы выпишите справку, отдадите директору, и меня поставят на учёт в больницу как сумасшедшую.
- Здесь я могу вас обрадовать – я всего лишь школьный психолог. Вам стоит бояться не мой справки, а возможного наказания. Ведь вы нанесли серьёзные увечья мальчику.
- И знаете, что я на всё это скажу? – Кирби надела кепку и надела вторую лямку рюкзака, - мне плевать. До свидания.
- До свидания Кирби.
- О! И знаете что? Вы уже пятый в моей жизни психолог, и без обид, вы самый бездарный из всех.
Девочка быстро ушла, закрыв за собой двери. Матильда откинулась на спинку кресла, слушая спокойную музыку. Сохраняя нейтральное выражение лица, она процедила сквозь зубы:
- Дрянь.
|
Мы Вконтакте
